Перкау почувствовал, как с сердца упал груз, о котором он даже не подозревал. Только теперь он понял вдруг, как сильно боялся потерять доверие Хэфера… почти так же, как и доверие Тэры.

Вместе они бережно погрузили тело пса на носилки и двинулись к храму.

– Я чувствую себя таким живым… более живым, чем все последние месяцы… возможно, даже более живым, чем когда-либо, – признался Хэфер по дороге. – Но я не рад тому, как дорого приходится платить за это другим, друг мой.

– Готовность умереть за Владык Таур-Дуат – тех, кто воплощает Закон на земле, – не пустая метафора, мой царевич, – ответил жрец.

– Пусть бы она реже обретала такое подтверждение…

«Отрадно, что пока ты ещё сохранил милосердие», – подумал Перкау.

Закат разливался над некрополем и храмом Стража Порога, окрашивая мир цветом алой меди. Воздух дрожал и переливался печальной музыкой. Вся община – и рэмеи, и храмовые псы – прощались с патриархом, убитым за то, что он по-своему защитил трон Владык. А когда угасли последние лучи, к их песне присоединились и священные шакалы – более дикие воплощения Ануи. Они торжественно пели в окрестностях, и песнь их оглашала некрополь Западного Берега и разносилась далеко над Великой Рекой и песками за храмом.

Скорбь Тэры была слишком велика для любых слов и песен. Омыв тело своего старого друга и погрузив в натрон[42], она так и осталась рядом с ним в зале подготовки, в тишине святилища, где истончались границы реальности, и тени Берега Мёртвых становились ощутимы. Пока погребение стража не было завершено, она всё ещё ощущала его присутствие рядом и краем глаза видела его величественный силуэт. За свою жизнь он успел сделать так много – намного больше, чем некоторые люди и рэмеи, – и всё же смерть пришла за ним слишком скоро. Воссоединившись с Ануи, он будет счастлив на Западном Берегу. Но память о нём и боль от расставания с ним, которая лишь со временем перейдёт в светлую печаль, навсегда останется с Тэрой. Она знала это.

Глава 27

1-й месяц Сезона Жары

Сколь Никес ни мечтал вернуть пост и свою прежнюю жизнь – в те редкие минуты, когда не считал своё положение изгнанника окончательным и безнадёжным, – он никогда не думал, что это случится так. По приказу царевича он был вновь назначен командиром стражи Леддны. Савис, недолго занимавший этот пост вместо него, принял приказ с облегчением. Улучив момент, он подошёл к Никесу и тихо сказал:

– Ты лучше знаешь их. Ты единственный можешь помочь нам выжить. Мы пойдём за тобой.

Стража восприняла возвращение командира с изумлением, но доброжелательно. Его считали погибшим, и никто не ожидал, что вернётся он в авангарде рэмейского войска. Герой, способный примирить два народа? Или предатель родной земли? Об этом пока не было времени рассуждать. При всей сложности текущего положения задачи перед ним стояли привычные – успокоить население и всеми силами постараться уберечь людей и их дома, проследить, чтобы никто не попал под шальную стрелу или слишком ярый клинок.

Вслед за авангардом имперских солдат в Леддну вступили верные царевичу наёмники – люди и рэмеи без опознавательных знаков, которых с успехом можно было принять и за воинов Ликира. Никес не знал, сколько точно было воинов в подчинении царевича. Он и не пытался узнать всю дислокацию – перед командиром стояли свои задачи. Пока рэмеи расчищали город, он должен был исполнить свой первоочередной долг стражника и солдата Леддны: защищать горожан.

Никес поделил своих людей на маленькие отряды и направил каждый в разные кварталы. Он надеялся, что в страхе люди предпочтут укрыться, а не побегут в панике к воротам, где они с большой вероятностью могли погибнуть. Сам он остался у ворот вместе со Стотидом и десятком воинов. Сделать здесь предстояло немало – оттащить в сторону тела, запереть в казарме до дальнейшего разбирательства оставшихся в живых стражников, которые пытались противостоять царевичу, распорядиться, чтобы о раненых позаботились. Также он велел наскоро соорудить баррикады, преграждающие выход из города. С облегчением Никес отметил, что в город никто не пытался попасть после того, как последние верные царевичу воины прошли через ворота, а часть их оцепила восстановленную насыпь.

С баррикадами вызвались помочь горожане из близлежащих домов и, как ни странно, кто-то из нашедших убежище в Леддне селян. Любые же попытки роптать Никес жёстко пресекал. Огненные стрелы рэмеи, хоть их и было немного и целью они имели сторожевые вышки, всё же долетели до некоторых соломенных крыш. К счастью, огонь удалось потушить быстро. Но Никес-то прекрасно знал, что если бы царевич хотел сжечь город, а не взять его, – от нижних кварталов не осталось бы ни одной целой стены. Сейчас было не до народного недовольства. В городе вот-вот должны были схлестнуться два войска, при том что не все до конца понимали, кто был врагом, а кто – союзником.

Навалившиеся на него необходимые и срочные дела помогали Никесу хоть немного отвлечься. Впервые за эти месяцы он оказался так близко от акрополя и проклятого дворца! Так близко от Клийи… И всё же их до сих пор разделяло полгорода, занятого наёмниками Ликира и рэмейским войском. Будь его воля, он бы бежал вслед за авангардом царевича, чтобы приблизить встречу с женой. Но несколько месяцев вынужденного разбоя не похоронили в нём стражника. Долг вынуждал его сберечь и защитить всё, что возможно.

Стотид явно не находил себе места. Он-то был разбойником, а не стражником, и здесь чувствовал себя неуютно. Но трудился он наряду с остальными, ещё и как следует гаркнуть успевал на тех, кто позволял себе задуматься и отлынивать от работы. Когда с баррикадой было покончено, Никес отозвал его в сторону, чтобы поговорить без лишних ушей.

Стотид отёр лицо тыльной стороной ладони, отхаркнул себе под ноги и с какой-то тоской посмотрел в сторону холмов и акрополя. Откуда-то из лабиринтов улочек уже доносились крики и звон оружия. Никес проследил за взглядом товарища, и его сердце привычно сжалось. Он не представлял, как взять дворец даже с таким могучим союзником. Он даже не знал, жива ли ещё Клийя, но не позволял себе думать об этом.

– Нам бы это… к царевичу бы. Вдруг его сиятельной рогатости понадобится чего, а мы тут нужники роем, – проворчал разбойник.

– Согласен, – кивнул Никес. – Но я должен оставить здесь кого-то вместо себя. Потом возьмём один из патрулей и нагоним царевича у Дворцовой Тропы.

Дворцовой Тропой именовалась единственная дорога, поднимавшаяся к акрополю. Сейчас её,