– Не сойти с ума! Только не сойти с ума! – пробормотала Кристин и сжала кулаки, словно силясь удержать в них свой разум: он не хотел существовать, он хотел сгинуть, потому что не мог примириться с тем, что увидела Кристин. – Не сойти с ума! Не сойти с ума!..

Бейл уже вернулся в парк и ждал Кристин у колеса обозрения. Как только она вышла из кабины, он понял, что она не в себе. У неё был вид человека, которому угрожает опасность: она съёжилась, прижала руки к груди (в одной была сумочка, в другой – глазастый камень) и шла торопливо, но неуверенно, лицо её было бледно. Заметив Бейла, она кинулась к нему… уткнулась лицом в его плечо и расплакалась. Он почувствовал, что она дрожит словно в лихорадке.

– Тимоти, я не сошла с ума? – вдруг спросила она.

Он погладил её по голове и сказал:

– Если бы вашим единственным словом было слово «бездна», я бы, наверно, подумал так, но вряд ли бы признался вам.

Кристин засмеялась сквозь всхлипывания.

– Я не произнесла его случайно, – сказала она.

– Значит, вы случайно не сошли с ума.

– Да, Тимоти. И поэтому увезите меня отсюда быстрее.

На полпути к дому Бейлов она сказала:

– Я останусь у вас ещё на день. Так мне будет лучше.

– Кристин! Гостите столько, сколько вам понадобится. Во всяком случае, одного дня мало. Вам нужно хорошо-хорошо отдохнуть. Если…

– Тимоти, – перебила она его, – я видела…

Бейл ждал, пока Кристин переведёт дыхание.

– Я видела трещину… в пространстве. Она ширилась и готова была… принять меня. Я не выдержала этого. Я не смогла даже смотреть. Но я видела её.

– Значит, страна Торнтона существует?

– Не знаю.

Вечером Кристин позвонила сначала Маргарет Буштунц, потом Полине Фетер. Она соврала им, сказав, что Дэниел и Мэтью отправились с экспедицией на Тибет. Почему на Тибет, она и сама не знала. Просто в голову ей залетело слово «Тибет». Потом она гуляла с Дженни. Потом – одна, допоздна. Потом поговорила с Кэтлин, так, ни о чём: ей просто хотелось посидеть и послушать кого-нибудь. Потом она поднялась наверх, приняла душ и легла. И подумала: что она увидит, когда закроет глаза? Она закрыла глаза… и ничего не увидела. Это хорошо. Значит, она успокоилась и сможет уснуть.

Неожиданно она вспомнила про картину в кабинете Бейла. Она попыталась представить её… Какой-то важной детали недоставало в репродукции, нарисованной её воображением, она словно потерялась. «Что это было? – подумала Кристин. – Теперь ты, конечно, не успокоишься, пока не увидишь картину. Неужели так трудно сделать это? Надо просто встать, зайти в кабинет Бейла и взглянуть на неё. И потерянная деталь сразу найдётся. Это вовсе не трудно. Это рядом». Кристин преодолела притяжение своего уютного гнёздышка и, накинув на себя халат, вышла в коридор… Дверь кабинета не была заперта на ключ. «Наверно, Бейл никогда не закрывает кабинет», – подумала она. Звук шагов, донёсшийся снизу, усиленный тишиной и теменью ночи, напугал её. «Кто может быть внизу в такой поздний час?» Она шмыгнула в кабинет, плотно закрыла дверь и включила свет, чтобы прогнать мрак с его штучками и сделать то, ради чего она здесь, – рассмотреть картину. «Вот она, передо мной. Всё вижу. Но не вижу… сама не понимаю чего». Вдруг Кристин вздрогнула от мысли, от слова, которое пришло ей в голову: «Трещина! Должна быть трещина. Где она?.. Где она?..» И тут ей показалось, что ужасные лица ожили и обратили свои безумные глаза на неё. В голове у Кристин промелькнула спасительная мысль: «Это сон». Она зажмурила глаза, крепко-крепко, и закрыла лицо руками: в детстве это всегда выручало её, когда она хотела выскочить из страшного сна. Она открыла глаза: на полотне проявилась… («Вот чего не хватало на картине, вот что ты не могла отыскать в памяти»)… на полотне проявилась трещина. Кристин вспомнила, что Торнтон в порыве бешенства порезал своё творение ножом. «Вот откуда взялась эта трещина». Трещина ширилась… ширилась…

– Кристин! Не делайте этого! – раздался голос Бейла за дверью.

Голос звучал как-то по-иному. Он был чужим. Она почему-то испугалась его. «Нет это не Бейл, – догадалась она. – Это Торнтон! Надо спрятаться от него. Но где?»

– Кристин! Это бессмысленно!

Голос за спиной Кристин заставил её спасаться. Она шагнула туда, где только и можно было спрятаться от него в этих стенах – в огромную чёрную щель, выросшую из трещины на картине. В один миг она будто ослепла.

– Вернитесь, Кристин! Вернитесь! – звал далёкий голос… Бейла.

«Всё. Я внутри, – сказала она себе. – Всё. Гигантская улитка позади».

Чернота вела Кристин за собой. В какое-то мгновение ей показалось, что она будто теряет себя, будто перестаёт существовать, будто растворяется в этой благостной черноте… Внезапно она очнулась ото сна. «Фиолетовая краска. Много фиолетовой краски. Она повсюду. Фиолетовое море… О! Это же небо… как на той картине. И горы… горы…» Её взгляд запнулся и вернулся назад, чтобы что-то проверить. «Это они! Ужасные, как на той картине. Идут прямо на меня. Значит, я ещё во сне? Что мне делать? Орать? Сейчас заору и проснусь. И всё исчезнет. И ко мне вернутся Тимоти, Кэтлин и Дженни». Кристин закричала что было мочи:

– А-а-а!

– Смотрите! Там девка! – выкрикнул один из пяти страшноликих грубым, хрипловатым, словно прошедшим через ржавую трубу, голосом и указал рукой на неё.

– Она наша! Схватим её! – выкрикнул другой, и все пятеро устремились к ней.

Прилив страха поднял Кристин и подтолкнул её – она побежала. Безжалостные камни заставляли её спотыкаться, били и драли ноги. Тяжёлые, гулкие шаги за спиной приближали бессилие в ней. Она бежала, не сворачивая: и слева, и справа громоздились скалы. Они не могли ей помочь. Если бы она и достигла ближайшей из них, та стала бы для неё тупиком. Поэтому она бежала туда, где плато утыкалось в пустоту. Может быть, там спасение?.. Кристин остановилась у самого края обрыва и замерла. Внизу была только вода. «Горное озеро, – подумала она. – Какое-то странное: мутное, слепое. Оно не манит меня и не поможет мне». Она оглянулась: страшноликие были ближе, чем она ожидала, в пяти шагах от неё.

– Всё, – обречённо выдохнула она и прыгнула вниз.

Она почувствовала, как погружается… глубже… глубже. И в эти глухонемые мгновения всё вспомнила: гигантскую улитку, растянувшуюся под холодным утренним дождём до невыносимости, отчаянные слова Бейла, разбитые сотнями холодных струй, глазастый камень, бешено пульсирующий в её руке, и трещину… трещину… черноту… Воздух в груди иссякал, но она не испугалась: она ныряла и раньше и научилась какое-то время терпеть без дыхания, около трёх минут, а её рекордом было три минуты и тридцать пять секунд. Она сделала гребок: надо было подняться и вдохнуть. Вдруг вода словно взбесилась: она оплела её руки и ноги своими водяными верёвками и стала заворачивать её в мокрый холодный кокон и одновременно затягивать вглубь. Сил сопротивляться у Кристин не осталось. Но у неё осталось немного жизни, чтобы вспомнить то, что чуточку скрасит эти мгновения.