class="p1">– Будто не знаешь ты! – рявкнула Патриция. – Будто не знаешь, что муж твой едва не скончался этой ночью в ужасных муках!

– Не понимаю…

– Всё прекрасно понимаешь! И теперь мне объяснишь, что сделала ты с Густавом?!

– Я ничего не делала…

– Ты знаешь, что он болен и довела его до приступа! – сверкая глазами, продолжала наседать Патриция. – И вместо того, чтоб позвать помощь, бросила его беззащитного в холодном коридоре! Признавайся, что сказала ему? Что сделала?

– Боже мой… Я ничего не знаю… – Гретта отодвинулась от разъярённой обвинительницы и сжалась в комок от страха. – Густав сам выбежал из комнаты и больше не возвращался.

– Выбежал? – громко рычала Патриция. – И кто же его прогнал отсюда? Кто же смог сделать это кроме тебя? Ведь вы были одни в спальне. Что ты натворила, ведьма?!

– Не кричите на меня! На мне нет никакой вины! – оскорбленная несправедливыми обвинениями гордость заставила Гретту поднять голову и начать защищаться. – Я не знала о болезни Густава, так как никто из его семьи не соизволил сообщить мне об этом до свадьбы. Я не знала о приступе, так как не при мне он случился. А если вы умерите свой гнев и соблаговолите выслушать меня, я расскажу, что произошло здесь вчера.

– Что ж, выслушаю, – сделала одолжение Патриция. – Но не вздумай меня обманывать!

– Я и не собираюсь. Вчера в этой комнате Густав увидел призрак и испугался его. В ужасе он бросился вон, а я за ним не последовала.

Патриция удивлённо вскинула брови. Она не поверила Гретте.

– Призрак? Какой призрак? Ты за дуру меня принимаешь?

– Я говорю правду! Густаву явился образ Берхарда.

Но у Патриции подобное утверждение вызвало лишь презрительный смех.

– Понимаю, звучит странно, и всё же это правда. Спросите у Густава, если не верите мне.

– Густав ничего не говорит. Упрямо хранит молчание, – сказала Патриция. – Должно быть, тебя выгораживает. Ведь я просила его не брать тебя в жёны. Как чувствовала, что от тебя будет одно только горе. Но Густав поступил по-своему. И вот чего добился. Девушка, к ногам которой он положил всё своё королевство, которой он простил предательство, пытается выставить его безумцем! А я ещё жалела тебя, сочувствовала судьбе твоей. На что ты надеешься? На что рассчитываешь? Желаешь смерти ему?

– Разве есть мне смысл оправдываться, если вы не верите?

– Лишь теперь я поняла сущность твою. Ты не такая простушка, как хочешь казаться. – Патриция сузила глаза от ненависти, голос её хрипел от злости. – Ты коварна, хитра и очень расчётлива. Трон Регенплатца – такой подарок судьбы нельзя упустить. Ты соблазнила Берхарда ради этой цели, но просчиталась. За непослушание Генрих отказал старшему сыну в праве на трон. Тогда ты вернулась к Густаву, приворожила его, заставила убить брата и взять тебя в жёны. А теперь ты корчишь из себя невинную мученицу, чтобы вызвать жалость в народе, чтобы тебя любили и почитали, а Густава тихо ненавидели.

Гретта смотрела на женщину с плохо скрываемым страхом. Она нервничала, ей казалось, что ещё немного, и Патриция ткнёт в неё горящим факелом.

– Да вы не менее безумны, чем ваш сын, – вырвались у Гретты эмоции.

– Как ты смеешь, мерзавка! – выкрикнула Патриция, вконец потеряв контроль над собой.

С каким бы удовольствием она надавала бы этой молодой нахалке пощёчин, да та сидела слишком далеко. С досады и ненависти Патриция рычала и бросала ругательства.

– Стража! – наконец выкрикнула она.

В покои немедленно вошли двое солдат.

– Уведите эту… Уведите в её покои, – распорядилась ландграфиня. – И передайте, чтобы следили за ней и никуда не выпускали.

Отдав приказания, Патриция ещё раз пронзила Гретту уничтожающим взглядом и быстро покинула комнату. Какова мерзавка! Густав прав, она не заслуживала ни жалости, ни уважения. С ней нужно обращаться лишь как с грязной чернью. И всё-таки Густав за что-то её любил, зачем-то узаконил отношения с ней. Ведьма! Она, несомненно, приворожила его.

Патриция зашла к себе в комнату, оделась, привела в порядок волосы, а после прошла в покои сына. Покои, которые ещё два дня назад принадлежали Генриху фон Регентропфу, её мужу. Густав лежал на кровати, прикрытый тонким одеялом. Лицо его было бледно, пустой взгляд синих глаз устремлён в потолок; юноша не двигался, и, казалось, окружающий мир совершенно не интересовал его. В стороне на стуле сидел лекарь Питер Гойербарг. Завидев вошедшую ландграфиню, мужчина поднялся и склонился в вежливом поклоне. Патриция озабоченно посмотрела на больного сына и обратилась к лекарю:

– Каково состояние Густава?

– Кризис прошёл, – спокойно ответил Питер. – Более никаких причин для беспокойства нет.

– У него странный вид.

– Я дал ландграфу успокоительный настой. Сейчас ему нужен сон и отдых.

Патриция согласно покивала головой. Вздохнув, она отошла к окну и присела в кресло.

– Вы сами как чувствуете себя, гер Гойербарг? – поинтересовалась Патриция.

– Благодарю, ландграфиня, я успел отдохнуть и скинуть с себя напряжение того дня. А вот вас снова одолевают тревоги.

– Как же не тревожиться, когда сын мой любимый болен?

– Конечно, – согласился Питер. – Однако за заботами не забывайте и о своём здоровье. Я принёс вам травяной чай, который хорошо успокаивает…

– Спасибо, добрый вы мой человек, – улыбнулась Патриция. – Вы настоящий ангел-хранитель наших тел, гер Питер.

– Если б я был таковым, – печально вздохнул лекарь, – вы не носили бы сейчас траурный наряд.

– Вы сделали всё возможное.

– Мне не следовало оставлять ландграфа одного.

– Даже если и были ошибки, гер Питер, их уже не исправить. Так давайте теперь наши заботы посвятим живым.

Патриция вновь перевела взор на сына своего. Густав уснул. Дыхание его стало тихим и ровным.

– Гер Питер, – обратилась она. – Когда Густав пришёл в себя, он не рассказывал вам, от чего у него случился приступ?

– Нет, ландграфиня, – ответил лекарь. – Да я его и не спрашивал. Лишнее волнение сейчас ему принесёт лишь вред. Пусть ландграф поспит, после спросите его сами. А сейчас я всё-таки настаиваю, чтобы вы отдохнули. Позавтракайте, прогуляйтесь по свежему воздуху, потом выпейте мой чай и прилягте. Всё страшное уже позади. А я пока побуду при больном. Просто для того, чтобы убедиться, что хворь отступила окончательно.

Патриция согласилась. После бессонной ночи, после скандала с Греттой она действительно чувствовала себя усталой. Завтрак Патриция приказала принести в её покои и попросила служанку никого не впускать. Ей хотелось побыть одной. Разум её тревожили мысли о сыне. Что могло случиться прошедшим вечером? Почему вспыхнул новый приступ болезни? И почему Густав отказывается что-либо объяснить?

Мерзавка Гретта! Изображает из себя тихоню! Безусловно, она во всём виновата.