оскорблённой. Но несмотря ни на что, материнская любовь не угасла, не стихла, не замерла, сердце по-прежнему болело за единственного сына.

– Сегодня уже второй день, как умер Берхард, – проговорила Патриция, стараясь успокоиться.

– Ты всё ещё ждёшь исполнение заклятия ведьмы? – спросила Магда.

– Жду, – призналась Патриция. – Мне действительно страшно за Густава. Я смогу успокоиться, только когда закончится завтрашний третий день.

– Ну, а у меня веры в это заклятие нет, – спокойно отозвалась Магда. – Его условия обойдены, обмануты. Густав останется жив, вот увидишь. А тебе, дорогая, я вот что посоветую. Не мешай мальчику. Он уже вырос, и ты должна принять это. Отпусти его от опеки своей, дай ему свободу. Густав не глуп, да и отец успел научить его быть хозяином и господином. Извини, но я всецело на его стороне во всём.

– И даже в его жутком намерении устроить этот ужасный суд над Кроненбергом?

– Да. Я считаю, что Густав правильно поступает.

– Но Фридрих знает, как Кроненберг был предан Генриху, и потребует весьма весомых доказательств его вины.

– Предателем может стать даже старый верный друг. Я уверена, Густав сумеет составить и предъявить такие доказательства, иначе он не затеял бы этот показательный суд.

Патриция растерянно пожала плечами. Не ожидала она, что мать поддержит не её ноющее сердце, а жестокость Густава. И не только жестокость, но и нелепость планируемых поступков.

– А как он поступает с Греттой Хафф, – продолжала недоумевать Патриция. – Густав угрозами заставляет её идти под венец.

– Пусть она скажет спасибо, что Густав берёт её в законные жёны, а не насилует, словно рабыню, – холодно ответила Маргарет; судьба девушки её совершенно не интересовала. – Если у девчонки есть ум, она сможет стать счастливой.

Гретта Хафф сидела у открытого окна и тоскливо смотрела на залитый солнечным светом сад. Теперь, когда она заперта в своей комнате, это стало её единственным развлечением: смотреть в сад и думать, думать и смотреть в сад. Там, в этом мире за окном всё было красиво, ярко, свежо и свободно, а здесь, в её жизни царили темнота, печаль и угнетение. Если бы можно было сбежать, оставить мрак и уйти в свет! Гретта выглянула в окно и посмотрела вниз – высоко, и вдоль стены рос колючий шиповник.

– Даже не думайте об этом, госпожа! – испуганно воскликнула Лизхен, заметив движение хозяйки.

Гретта выпрямилась и, слабо улыбнувшись, повернулась к подошедшей к ней молодой женщине.

– Что ты, Лизхен, я и не собиралась оканчивать жизнь свою, – тихо проговорила она, успокаивая служанку. – Я просто вдруг подумала, а можно ли сбежать отсюда?

– Сбежать?

Лизхен приблизилась к окну и, перегнувшись через подоконник, тоже взглянула вниз.

– Ой, здесь понадобится верёвочная лестница, – с серьёзным видом констатировала она. – Или хотя бы крепкий канат. И хорошо бы раздобыть мужское платье.

Молодая женщина отвернулась от окна и внимательно осмотрела комнату.

– Можно связать шторы, покрывало… – продолжала она рассуждать, уже готовая начать действовать. – Они крепкие. Можно добавить простыни… Мужское платье не достать… Если только… можно разрезать юбку и обернуть её вокруг ног наподобие штанов и перевязать лентой…

Однако Гретту планы служанки только позабавили.

– Ну что ты такое выдумываешь, Лизхен? – с улыбкой останавливала она фантазии служанки.

– А что? Сбежать вполне возможно, – не сомневалась Лизхен. – Потом аккуратно пробраться в конюшню, взять коня… Только бежать нужно как можно скорее, пока вы не стали женой этого монстра.

– Лизхен, сядь, прошу тебя. И говори потише. Иначе стража и вправду подумает, что я решила совершить побег.

Взяв молодую женщину за руку, Гретта усадила её рядом с собой на скамью.

– Но… как же?.. Вы же сами смотрели… думали… – Лизхен пребывала в недоумении.

– Я не сбегу. Я останусь и выйду замуж за Густава.

Сказав это, Гретта не смогла сдержать вздох печали. Улыбка покинула её губы, грусть заволокла светло-карие глаза.

– Я дала слово. Я обещала. Ради свободы отца.

– А если Густав обманет?

Гретта вскинула на Лизхен тревожный взгляд. На миг её сердце сжал страх, что Густав действительно сможет так поступить. Однако разум быстро отверг это предположение.

– Нет, он так не поступит, – проговорила девушка. – После свадьбы мой отец уже ничего ему не сделает. Он усмирит свой пыл, чтобы мне не навредить. Да и я сама попрошу батюшку не чинить зла Густаву.

– А потом? После свадьбы?

– Не знаю, – выдохнула Гретта, удручённо склонив голову. – Не знаю, Лизхен. Буду жить, постараюсь приспособиться к новым условиям, к супругу моему. Я должна жить, должна выжить. И не столько ради себя и отца, сколько ради ребёнка, что зародился во чреве моём. Ребёнка от моего любимого мужчины, от Берхарда. Я должна сберечь его.

Неожиданно дверь резко отворилась, и в комнату вошёл Густав. Женщины невольно замерли от неожиданности, в их взгляде застыло напряжение.

– Добрый день, фройлен Гретта! – приветствовал Густав, прикрыв за собой дверь. – Сегодня я ещё не имел удовольствия видеть вас.

Гретта ничего не ответила.

– Как вы себя чувствуете? – Густав был вежлив и мил.

– Прекрасно, – процедила Гретта.

– Это хорошо. Я рад.

Юноша улыбался искренне и добро, он имел вид радушного хозяина, зашедшего поздороваться с дорогой гостьей. Но Гретта не могла принять это фальшивое радушие, она больше не верила улыбкам и вежливости этого человека, она даже во внешности его более не находила ничего приятного. Девушка не ответила на улыбку, она продолжала сидеть и выжидательно смотреть на своего поработителя.

Неторопливо с видом хозяина Густав прошёлся по комнате и остановился напротив женщин. Ему нравился их напуганный оцепеневший вид. И хотя Гретта пытается гордо держать голову, в душе она, несомненно, боится его. И это приятно.

– Я заглянул напомнить вам, что у нас сегодня свадьба, – сказал Густав. – Подготовьтесь к ней.

– И на какое время она намечена? – бесцветно поинтересовалась Гретта.

– Думаю, на время вечерней зари. Мне кажется, это самый красивый период дня. Оранжевое небо, тёмные силуэты гор…

– В вашем доме двойное горе, а вы устраиваете праздник, – решилась высказать упрёк Лизхен, прервав романтические краски. – Это грех великий, и Бог накажет вас!

Густав кинул на молодую женщину презрительный взгляд.

– Наверное, я зря тебя здесь оставил.

– Лизхен, не надо, – мягко остановила Гретта служанку и поторопилась сменить тему, пока у Густава не ухудшилось настроение. – Что станется с моим отцом после нашей свадьбы? – спросила она.

– Как я и обещал, он будет освобождён, – с холодом величественного презрения ответил молодой ландграф. – Я дал слово, а слово Регентропфа – закон. Завтра утром барон Хафф сможет отправиться домой.

– А как я узнаю, что он добрался до