— Ого! Столько восторженных слов в адрес манихеев я слышу впервые, — перебил Ивана Денисовича учитель Вохур, обнажая в улыбке невероятно белые и крепкие для человека его возраста зубы. — К моему величайшему сожалению, девяносто процентов качеств, которые вы приписываете нам, в действительности нашими не являются.

— Вот как?

— Да. Это фантазии. Лестные для нас, но все-таки фантазии… И если вы, Иван, прибыли сюда для того, чтобы понять, насколько далеки эти сказки от действительности, скажу вам сразу, дабы сэкономить ваше время: они далеки, как Земля и Вэртрагна! Кстати, Иван, вы ведь немолодой уже человек и мне неловко называть вас по имени. Как ваше отчество?

— Денисович.

— Вот что, любезный мой Иван Денисович. Вы сказали, что, будучи индивидуалистами, манихеи легко образуют эффективные социальные структуры. Однако это вопиющая чушь.

— Простите? — Иван Денисович посмотрел на Вохура недоуменно.

— Чушь. Ерунда. Дребедень. Большинство моих собратьев по вере не в состоянии даже сообща помолиться. Не то что образовывать какие-то там структуры… У нас отсутствует институт семьи, у нас не заключают браков, мы даже разговариваем друг с другом неохотно, лишь в самых крайних случаях. Впрочем, я лично об этом совершенно не сожалею… А насчет непобедимости… Наши отряды терпят куда больше поражений, нежели одерживают побед, — именно потому, что никто из тех, кто берет в руки оружие, не в состоянии раз и навсегда понять, с какой стати он должен мыслить в первую очередь интересами отряда, а уже потом — своими собственными…

— А как же коллективная молитва? Мы только что видели множество людей… там, в амфитеатре…

— Вы имеете в виду омовение? О-о, с молитвой это действо имеет мало общего. Скорее это вариант совместной энергетической трапезы. И притом совершенно бесплатной. Есть замечательное русское слово — «дармовщина». Так вот, любовь к дармовщине всегда пересиливает эгоизм, такова человеческая натура. Мои братья не умеют сотрудничать, не умеют дружить. Не умеют подчиняться, не умеют управлять. Эта благословенная планета отучила нас понимать, что такое общество. И это прекрасно!

— Постойте… Но ведь вам-то они подчиняются?

— Кто — «они»?

— Как — кто? Ваша паства… манихеи!

— Подчиняются? Мне? — Кустистые седые брови Вохура взлетели на лоб и он застыл с удивленной гримасой на лице. («Талантливо играет!» — мрачно отметил я.) — Они? Подчиняются? Мне? Да ничего подобного! Каждый, кто живет здесь, в Большом Гнезде, может уйти в любую минуту, не спрашивая у Вохура разрешения. Здесь можно делать все, и я не с силах запретить что-либо. Я — это я. Они — это они. И между нами существует только один вид связи — основанный на взаимной приязни… Сейчас нас, манихеев, в Колодце Отверженных около двух сотен человек. И добрая половина из них, я уверен, давно позабыла, как именно зовут того ехидного старикашку, который крутит кино каждый десятый день месяца, — Вомушем, Ворузом или, может, Вохуром?

— А как же ваши боевые отряды? Они идут в бой с вашим именем на устах!

— Я был бы невероятно польшен, — Вохур лукаво осклабился, — если бы то, что вы сказали, Иван Денисович, оказалось правдой… Увы, это праздные выдумки конкордианских писак, которые только и могут, что проецировать свои убогие представления о жизни на нас, странников бесконечной ночи! Вот вам пример. Когда в прошлом году Большому Гнезду требовалась помощь в связи с одним неприятным местным эффектом… назовем его потопом… ни одно из малых гнезд не пришло к нам на помощь… Точнее, кое-кто пришел. Когда все уже закончилось…

— «Малых гнезд»?

— Этот термин давно не в ходу. Так говорили четверть века назад. Когда мы пребывали во власти иллюзии, будто однажды нас, избранных, станет много, тысячи, миллионы… В те романтические времена Большое Гнездо, которое было первым нашим крупным поселением на Апаоше, именовалось Потаенной Столицей. А все прочие группы, насчитывавшие порою не более пятидесяти человек, — «малыми гнездами»… Но все мы были уверены, что с каждым днем из малых гнезд будут вырастать большие… — Глаза Вохура потускнели. Как видно, старик погрузился в свои воспоминания, не очень-то веселые.

— Их много сейчас, этих «малых гнезд»?

— Никак не больше пятнадцати—двадцати… Почем мне знать?

— Разве вы не поддерживаете связь с другими группами?

— Нет. Мне нечего сказать этим достойным людям. Этим достойным людям нечего сказать мне.

— Но ведь у вас есть общее дело! Общая вера, наконец. — Индрик выглядел очень озадаченным.

— Вы ошибаетесь, Иван… Денисович. У нас нет общего дела.

— А как же освобождение света внутри заблудших? Внутри людей Конкордии, например?

— Нас нисколько не интересуют люди Конкордии.

— Но ведь вы с ними воюете!

— Это они воюют с нами. Чувствуете разницу? Мы лишь изредка отвечаем на их вызовы. Чтобы убедить самих себя, что мы все еще существуем. Мы никогда не нападали первыми. Нам вообще ни к чему эта глупая война!

Индрик отвел взгляд от магнетических очей сгорбившегося на стуле Вохура и, откинувшись на спинку кресла, уставился в потолок.

Вохур не мешал ему. Мы с Таней тоже. Мы вообще старательно делали вид, что нас нет. Впрочем, какой еще вид можно делать, когда двое мудрецов-небожителей ведут судьбоносные разговоры? Я пожалел, что не остался с Перемолотом, Лехиным, Борзунковым и Тереном. По крайней мере чувство, что ты попал со свиным рылом в калашный ряд, меня не угнетало бы.

Кстати, о небожителях. Как и Индрик, я сразу осознал колоссальный масштаб личности учителя. И хотя в глубине души я все еще был уверен: Вохур — скорее враг, чем друг, сказанного о масштабе личности это не отменяло.

— Но как же быть с захватом фрегата «Киш II»? — спросил наконец Индрик и вновь принялся бурить Вохура испытующим взглядом. — Ведь после того, как вы захватили его, вы атаковали наши, русские корабли атомными торпедами! — Индрик очень старался казаться сдержанным, но я чувствовал: трудновато дается ему невозмутимость. В его словах, как расплавленная магма, пузырилось возмущение.

— Я понятия не имею, кто и когда покушался на фрегат, — промолвил Вохур спокойно. — И должен вас заверить, что к Большому Гнезду эти люди не имеют никакого отношения. Здесь уже давно не живут те, кто имел желание заниматься подобными… вещами.

— Значит, это сделало одно из ваших малых гнезд! — настаивал Индрик.

— Не знаю.

— Не могу поверить, что вам ничего не известно о захвате фрегата «Киш II»!

— Строго говоря, об одной попытке захватить какой-то звездолет на космодроме Гургсар мне известно. Это было два месяца назад. Или три?.. Однако ни на какие русские корабли люди из Гнезда Камбиза не покушались!

— Откуда такая уверенность? Откуда вам знать, чем занимались птенцы Гнезда Камбиза после того, как завладели фрегатом? Вы думаете, они с утра до ночи молились Свету? — Вопрос Индрика прозвучал язвительно.