Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Связность» в данном конкретном случае – не метафора, а концепт. Обеспечение связности – это одна из задач, которую выполняют компоненты ассамбляжа, играющие материальную роль. К примеру, в парижских особняках XVII столетия, приводит Деланда фрагмент исследований Фернана Броделя, комнаты на втором – «благородном» – этаже располагались анфиладой, и «чтобы добраться до лестницы всем, включая и слуг, занятых своими обычными хлопотами нужно было пересечь все эти комнаты» [Бродель 1986: 229–230]. Но сто лет спустя диспозиция приватных и публичных зон в благородных домах изменилась, спальни стали полностью обособленными, другие комнаты обособились благодаря их возросшей «специализации», возникли новые механизмы поддержания связности посредством сложной системы дверей и коридоров. Здесь напрашивается ход масштабирования: от связности комнат и этажей – к связности зданий и кварталов. Однако Деланда его не делает, оставляя концепт связности в стороне. И это уже само по себе любопытно.
Во-первых, потому, что связность – это аналог топологического и акторно-сетевого понятия «сцепки» в языке теории ассамбляжей. Но если для социального тополога идея сцепления (entanglement) находится в фокусе внимания, то для Деланды она отступает на периферию, хотя и не исчезает из поля зрения.
Во-вторых, потому что связность у Деланды остается без своей второй половины. Где «расцепление»? Почему у автора, столь последовательного в своем аналитическом изложении, мыслящего сопряжением бинарных оппозиций, вдруг исчезает обратная сторона различения? А вместо нее появляется мимолетная отсылка к понятию «регионализованной локальности» Энтони Гидденса. Но это слабый ход – механика регионализации и образования «станций» не находится с механикой обеспечения связности в отношениях, аналогичных оппозиции расцепления и сцепки.
Это досадное упущение приводит к тому, что Деланда, например, не замечает той работы расцепления, которую производит лифт, превращая небоскреб в архипелаг этажей. Лифты, лестницы, коридоры, мосты и двери вдруг оказываются рядоположными и однопорядковыми инструментами сцепки. При том, что Жиль Делез – главный источник вдохновения и основной теоретический ресурс деландовской теории – подобно Латуру и Колхасу уделяет расцеплению особое внимание. Этот концепт у него носит название сегментарности. Делез и Гваттари пишут:
Мы сегментированы повсюду и во всех направлениях. Человек – сегментарное животное. Сегментарность присуща всем компонующим нас стратам. Дом сегментируется согласно назначению его комнат; улицы – согласно порядку города; завод – согласно природе работы и операций. Мы бинарно сегментированы согласно крупным дуальным оппозициям – социальные классы, а также мужчины и женщины, взрослые и дети. Мы сегментированы циркулярно, во все более и более обширных кругах, все более и более широких дисках или венцах, подобно «письму» Джойса – мои дела, дела моего квартала, моего города, моей страны, мира… Мы сегментированы линеарно, на прямой линии, по нескольким прямым линиям, где каждый сегмент представляет эпизод или «процесс»: только мы закончили один процесс, как уже начинаем другой, всегда производящий или производимый, в семье, школе, армии, профессии – школа говорит нам: «Ты уже не в семье», и армия говорит: «Ты уже не в школе». Порой разные сегменты отсылают к индивидам или группам, а иногда один и тот же индивид или одна и та же группа переходит от одного сегмента к другому. Но эти фигуры сегментарности – бинарность, циркулярность, линейность – всегда схвачены одна в другой, и даже переходят одна в другую, трансформируются в зависимости от точки зрения [Делез, Гваттари 2010: 127].
Именно на идею сегментарности (а не связности) обратят внимание те современные философы, которые – в пику Деланде – попытаются вернуть социальным теоретикам «аутентичного» Делеза. Томас Нэйл, автор книги с характерным названием «Теория границы», пишет:
Территориальные ассамбляжи функционируют по принципу игры в чехарду. Они устанавливают пределы и тем самым создают условия их преодоления. В каждый момент времени территория размечена, и ее «внешнее» создается самим процессом разметки или «вырезания» (detachment) [Nail 2016: 30].
Аналогичным образом современные архитекторы – главные импортеры теории ассамбляжа в городские исследования – возвращаются от Деланды к Делезу, когда речь заходит о концептуализации «места»; типы сегментарности (бинарный, циркулярный и линейный) становятся ключами к пониманию эволюции архитектурных форм [Dovey 2010: 18–19].
Необходимо вернуть понятие сегментарности в теорию ассамбляжей именно в паре с категорией связности. Тогда диаграмма ассамбляжа будет состоять из четырех различений.
Схема 20. Диаграмма ассамбляжа
Можно ли сказать, что связность имеет отношение к территоризации, а сегментарность – к детерриторизации, но только на полюсе материального? Подобно тому, как операции кодирования / декодирования соотносятся с этим центральным различением на стороне экспрессивного? Нет. Различение «сегментарность / связность» лежит в иной плоскости. Железная дорога, связавшая Макондо с остальным миром, привела к его детерриторизации. Включение гетто в город посредством увеличения проходящих сквозь него транспортных путей приводит к прекращению его существования как обособленной территории. Напротив, усиление связности между компонентами городского ассамбляжа (например, строительство московских центральных диаметров) – часть процесса территоризации. Аналогичным образом: сегментарность, появившаяся в результате распространения лифтов, детерриторизовала здание как целое (см. предыдущую главу). Тогда как сегментарность городской стены средневекового поселения – это территоризующая сегментарность.
Что отличает мегаполис от остальных форм человеческого общежития? Кажется, ответ содержится в самом названии – масштаб. Рассуждая о мегаполисах как об «очень больших городах» мы интуитивно принимаем аксиоматическое допущение о переходе количества в качество: двадцать миллионов человек – не то же самое, что двадцать тысяч. Аналогичным образом теоретики конца XIX столетия проводили границу между городом и деревней.
Луис Вирт был, вероятно, одним из первых исследователей, противопоставивших идее масштаба идею гетерогенности. Важно не количество жителей, а их предельная чужеродность друг другу. Город – что-то наподобие бара из «Звездных войн». Горожанин – чужой среди чужих. И потому принципиальной становится механика связывания, сцепления, соединения. Вирт, впрочем, ограничился только одним типом гетерогенности – социальным. Сегодня же мы можем говорить как минимум о пяти разнородностях – разнородности мест, объектов, агентов, концептов и действий.
Сьюдад Деланда подобно Нью-Кробюзону из фантастических романов Чайны Мьевиля [Мьевиль 2006] – яркий пример гетерополиса, города, созданного не масштабом, а градиентом различия. Именно соположение и сцепка компонентов, принадлежащих принципиально разным стратам и порядкам существования, придают ему устойчивость и жизнеспособность.
