То, что в обычной суете наших мыслей и толков было так чуждо нам, так мало действовало на нас, так слабо говорило в нашей душе, вдруг проснулось и заговорило громко, заговорило неумолчным набатом. Всякий знал себя за русского, называл себя русским, но всякому ли случалось в жизни почувствовать это с потрясающим могуществом страсти? И вот все, от мала до велика, становятся живыми органами этого чувства; во всех становится кровной силой то, что так недавно было для всех отвлеченным понятием: единство Русской земли, общего Отечества. Где она, наша Русь? Еще так недавно мы взглянули бы при этом на географическую карту с разноцветными границами; но теперь всякий живой человек чувствует нашу Русь в самом себе, чувствует ее как свое сердце, как свою жизнь.

Мы называем себя верноподданными. Мы воздаем должный почет Царю как верховному лицу, от которого все зависит и все исходит. Но не в эти ли минуты понимаем мы все значение Царя в народной жизни? Не чувствуем ли мы теперь с полным убеждением и ясностью зиждительную силу этого начала, не чувствуем ли, в какой глубине оно коренится и как им держится, как замыкается им вся сила народного единства? Кому не ясно теперь, как дорого это начало для всякого гражданина, любящего свое Отечество? В ком живо сказалось единство Отечества, в том с равной живостью и силой сказалась идея Царя; всякий почувствовал, что то и другое есть одна и та же всеобъемлющая сила.

Есть в России одна господствующая народность, один господствующий язык, выработанный веками исторической жизни. Однако есть в России и множество племен, говорящих каждое своим языком и имеющих каждое свой обычаи; есть целые страны со своим особенным характером и преданиями. Но все эти разнородные племена, все эти разнохарактерные области, лежащие по окраинам великого русского мира, составляют его живые части и чувствуют свое единство с ним в единстве государства, в единстве верховной власти — в Царе, в живом всеповершающем олицетворении этого единства. В России есть господствующая Церковь, но в ней же есть множество всяких исключающих друг друга верований. Однако все это разнообразие бесчисленных верований, соединяющих и разделяющих людей, покрывается одним общим началом государственного единства. Разноплеменные и разноверные люди одинаково чувствуют себя членами одного государственного целого, подданными одной Верховной власти. Все разнородное в общем составе России, все, что, может быть, исключает друг друга и враждует друг с другом, сливается в одно целое, как только заговорит чувство государственного единства. Благодаря этому чувству Русская земля есть живая сила повсюду, где имеет силу Царь Русской земли. Никакие изменения в нашем политическом быте не могут умалить или ослабить значение этой идеи. Все преобразования, какие совершаются и будут совершаться у нас, могут послужить только к ее возвышению и усилению.

В разных умах и разных кружках могут быть разные мнения и толки об общественной свободе. Но в действительности общественная свобода есть самое охранительное в мире начало. Особенно для нас, русских, должно быть это ясно. Мы знаем из нашей истории, что общественные силы были всегда у нас силами хранения и упора и что, напротив, сила движения исходила от государственной власти. В общем ходе нашей истории государство было постоянно силой разлагающей, движущей, перестанавливающей обычай; народ и общественные силы действовали всегда оборонительно и упирались, чтобы жизнь не потеряла своих основ, без которых не имеет смысла никакое движение. Силы движения и упора никогда не были у нас в равновесии, и всегда они действовали порознь. Оттого-то наши преобразования были так малоплодотворны, наши общественные силы были так малопроизводительны.

В настоящее время особенно чувствуется потребность ввести в нашу государственную организацию участие живых общественных сил, чтобы восстановить равновесие между движением, которое может стать бесплодным и даже разрушительным, и самоохранительными инстинктами жизни. Пора канцелярских преобразований и кабинетного прогресса сменяется новой, когда живые силы общества должны развить свое действие в устройстве нашего быта, наших хозяйственных отношений, в системе нашего просвещения, которому иначе грозит конечная гибель, в настроении общественного мнения, которое теперь не имеет никакой внутренней силы и отдано на произвол случайных влияний. Общественная свобода должна послужить нам на утверждение всего того, чем скрепляется наше единство. Тогда только коренные начала народной жизни займут в наших понятиях то самое место, какое имеют они поистине в самой действительности…

№ 83, Москва, 18 апреля

…Да, были тяжкие времена для нашего Отечества; были мгновения, когда все казалось погибшим, когда ни изнутри, ни извне нельзя было, по-видимому, ожидать никакого спасения. Вспомним 1612 год, вспомним то, что было ровно через двести лет после того, в 1812 году, и что еще остается на памяти людей, живущих в наше время. Мы упомянули о 1612 годе: но какая бесконечная разница между русским государством того времени и нынешним! Междоусобия раздирали страну, самозванцы являлись один за другим; чужеземные властители уже держали в своих руках венец Мономаха; поляки владели Московским Кремлем, этим жизненным средоточием Русской земли, и дружины их жгли и грабили ее, гуляя по всему ее простору и проникая далеко на север; с другой стороны надвигались на нас шведы. Рознь, смуты, измена, враги внутренние и внешние; нигде никакой силы, никакой опоры, никакого средоточия; все рушилось, все падало, все гибло… И однако же ничего не погибло; все было спасено. Русская земля в этой переделке только закалила свое единство. Русский народ из этой бездны вынес новые небывалые в нем силы для великого исторического существования. Тут только впервые выразилось с полной силой его единство; тут только впервые обозначился его облик. И произошло это великое дело без эффектных героев и подвигов, произошло как бы само собой, внутренней мощью народа, которому суждено историческое дело.

Двести лет спустя Русская земля представляла уже значительное европейское государство; и вот она снова подверглась великому испытанию. Завоеватель, перед которым пала вся Европа, обратил против нас все ее силы. Польша открыла ему путь внутрь нашей земли, билась с нами под его орлами и вместе с ним присутствовала при Московском пожаре. Положение нашего государства было тогда самое критическое. Финансы наши были в совершенном расстройстве, о каком мы теперь и понятия не имеем. Паника овладевала умами и распространялась повсюду Ни в чем очевидном не выражалась народная сила; нигде не сосредоточивалась народная вера. Мы знаем, как окончилось это испытание; мы знаем, чем вышел из него русский народ; мы знаем, что с этой эпохи пробудились и пришли в действие внутренние силы нашей народности, что именно с этой эпохи начинаются наше народное самосознание и плодотворная деятельность во всех сферах нашей общественной жизни.

А каково в настоящее время положение нашего Отечества? Менее ли оно способно, чем прежде, выдержать великое испытание?

Как бы ни казалось далеко наше современное положение от разных идеалов, которые могут представляться каждому, нынешняя Россия со своим наступающим будущим сама представляет собой идеал, который мог казаться недостижимым с точки зрения прошедших эпох. Наше народное и государственное единство никогда не было так упрочено, как теперь. Великая и тяжкая работа тысячелетия оканчивается преобразованиями, которые, как сказано в московском городском адресе, «новыми теснейшими узами соединяют Русского Царя с Русской землей и дадут новую крепость Его державе». Как еще ни скудно развитие нашей общественной деятельности, нашей торговли, нашей промышленности, никогда прежде не было оно ни так обширно, ни так обильно. Вместе с умножением народонаселения возросло против прежнего и народное благосостояние; везде пробуждается новая жизнь; все чувствует новые силы и призвание к будущему; везде возникают новые интересы всякого рода, скрепляющие новыми узами все части русского народонаселения, все области Русской империи. Явилась новая, великая сила — общественное мнение, всеобъемлющий интерес общего дела. Общественные понятия группируются и зреют. Зиждительные силы нашей народности живут уже не в одних темных инстинктах, но и в сознании. Старые искусственные порядки со своими злоупотреблениями исчезают и уступают место системе лучших отношений, в основу которых полагается самое плодотворное и самое надежное начало — начало самоуправления. Как бы смиренно ни смотрели мы на самих себя, как бы ни были скромны наши мнения о наших силах, мы можем с полным убеждением повторить сказанное во всеподданнейшем адресе дворянства Московской губернии: «Во главе освобождаемой Вами России Вы могущественны, Государь. Вы могущественнее Ваших предшественников». Теперь менее, чем когда-нибудь за все продолжение нашего исторического существования, можем мы опасаться войны за народное дело. Не внутренние условия нашего существования, не действительные силы нашей народности слабы, а разве еще не совсем доспели до них наши общественные понятия. Слабы не силы наши, а слабы еще наши не совсем установившиеся, не совсем созревшие мнения, которыми мы измеряем и оцениваем свое положение.