Гэхаловуд взял наугад одно из писем и быстро пробежал глазами.

— Почему вы решили, что это Гарри Квеберт? — поинтересовался он. — Они же без подписи…

— Потому что… Потому что это те самые тексты, которые приводятся в его книге.

Я порылся в коробке: в самом деле, в ней лежала переписка из «Истоков зла», по крайней мере те письма, что получала Нола. Там было все: письма о любви, о будущем, письма в Шарлотс-Хилл. Я узнавал четкий, изысканный почерк рукописи и почти испугался — фразы совпадали слово в слово.

— Вот то последнее письмо, — сказал Келлерган, протягивая Гэхаловуду конверт.

Он прочел, потом передал мне.

Моя милая!

Это мое последнее письмо. Мои последние слова. Я пишу, чтобы сказать Вам «прощайте».

С сегодняшнего дня «мы» перестанет существовать. Влюбленные расстаются и не встречаются вновь; так кончаются все истории любви.

Милая моя, мне будет Вас не хватать. Мне будет так Вас не хватать.

Мои глаза плачут. Во мне все горит.

Мы не увидимся больше никогда; мне будет так Вас не хватать.

Надеюсь, Вы будете счастливы.

Я говорю себе, что Вы и я — это был сон, а теперь пора просыпаться.

Мне будет не хватать Вас всю жизнь.

Прощайте. Я люблю Вас так, как больше не буду любить никогда.

— То же самое, что на последней странице «Истоков зла», — пояснил Келлерган.

Я кивнул. Я узнал текст. Я был оглушен.

— Давно вы знаете, что Гарри и Нола состояли в переписке? — спросил Гэхаловуд.

— До меня дошло всего несколько недель назад. Мне в супермаркете попались «Истоки зла». Их только что снова пустили в продажу. Не знаю почему, но я их купил. Мне надо было прочесть эту книгу, чтобы попытаться понять. И у меня очень быстро возникло ощущение, что некоторые фразы я уже где-то видел. Память — страшная штука. А потом, подумав, я все понял: это были письма, которые я нашел в комнате Нолы. Я к ним не притрагивался тридцать лет, но где-то в памяти они у меня отложились. Я их перечитал, и тут мне все стало ясно… Из-за этого мерзкого письма, сержант, моя дочь сошла с ума от горя. Может, Лютер Калеб и убил Нолу, но в моих глазах Квеберт виновен не меньше: не случись этого припадка, она, быть может, не убежала бы из дома и не встретила Калеба.

— Вот почему вы приезжали к Гарри в мотель… — заключил Гэхаловуд.

— Да! Я тридцать три года задавался вопросом, кто написал эти чертовы письма. А ответ, оказывается, с самого начала лежал во всех библиотеках Америки. Я поехал в мотель «Морской берег», мы поругались. Я был в таком бешенстве, что поехал домой за ружьем, но когда вернулся, он уже исчез. Думаю, я бы его убил. Знал, что она нездорова, и довел ее до предела!

Я изумился:

— Знал? Что вы имеете в виду?

— Он все знал про Нолу! Все! — закричал Дэвид Келлерган.

— Вы хотите сказать, ему было известно, что у Нолы бывают приступы психоза?

— Да! Я знал, что Нола иногда ходит к нему с пишущей машинкой. Обо всем остальном, естественно, не подозревал. Я считал, что знакомство с писателем ей даже на пользу. Дело было на каникулах, все-таки занятие. Пока этот несчастный писатель не пришел со мной ругаться, потому что считал, что моя жена ее бьет.

— Гарри приходил к вам в то лето?

— Да. В середине августа. Незадолго до того, как она пропала.

15 августа 1975 года

День клонился к вечеру. Из окна своего кабинета преподобный Келлерган увидел, как на приходской парковке остановился черный «шевроле». Из него вышел Гарри Квеберт и быстрым шагом направился к главному входу. Интересно, зачем он понадобился Гарри? Ведь тот за все время, что жил в Авроре, ни разу не появлялся в храме. Он услышал, как хлопнула дверь, в коридоре раздались шаги, и спустя несколько секунд Гарри появился на пороге его кабинета.

— Добрый день, Гарри, — сказал он. — Какой приятный сюрприз.

— Здравствуйте, преподобный отец. Я вас не отрываю?

— Ни в коей мере. Входите, пожалуйста.

Гарри вошел в комнату и закрыл за собой дверь.

— Все хорошо? — спросил преподобный Келлерган. — У вас какой-то странный вид.

— Я хотел поговорить с вами о Ноле…

— А, очень кстати: я хотел вас поблагодарить. Я знаю, что она иногда ходит к вам и возвращается всегда очень радостная. Надеюсь, она вам не докучает… Благодаря вам у нее есть занятие на каникулах.

Гарри сидел с непроницаемым лицом.

— Она приходила сегодня утром, — сказал он. — В слезах. Она все мне рассказала про вашу жену…

Преподобный побледнел.

— Про… мою жену? Что она вам сказала?

— Что она ее бьет! Что она сует ее головой в таз с ледяной водой!

— Гарри, я…

— Довольно, преподобный отец. Я все знаю.

— Гарри, все гораздо сложнее… Я…

— Сложнее? Вы хотите меня убедить, что у вас есть причины для подобного обращения? Да? Я вызываю полицию, преподобный отец. Я всех на ноги подниму.

— Нет, Гарри… Только не это…

— Ну уж нет, сейчас же еду туда. Вы что думаете? Что я не осмелюсь вас выдать, потому что вы священник? Да вы никто! Вы не человек, если позволяете жене избивать дочь.

— Гарри… Прошу, выслушайте меня. Думаю, произошло ужасное недоразумение и нам надо поговорить спокойно.

* * *

— Не знаю, что Нола наговорила Гарри, — продолжал преподобный. — Не он один подозревал, что у нас не все ладно, но до тех пор я имел дело только с друзьями Нолы, с детьми, и мне нетрудно было уйти от ответа. Тут было иначе. Так что мне пришлось признаться, что мать Нолы существует только у нее в голове. Я умолял его никому не говорить, но он начал лезть, куда не просят, учить меня, что делать с моей собственной дочерью. Он хотел, чтобы я обратился к врачам! Я его послал куда подальше… А потом, две недели спустя, она пропала.

— И вы тридцать лет избегали Гарри, — произнес я, — потому что только вы двое знали тайну Нолы.

— Поймите, это был мой единственный ребенок! Мне хотелось, чтобы все помнили о ней только хорошее, а не считали ее сумасшедшей. Да она сумасшедшей и не была! Просто не совсем здоровая! И потом, если бы полиция узнала правду о ее припадках, они бы не стали ее так искать. Сказали бы, что она полоумная, вот и сбежала!

Гэхаловуд повернулся ко мне:

— И что все это значит, писатель?

— Что Гарри нам солгал: он не ждал ее в мотеле. Он хотел порвать. И с самого начала знал, что порвет с Нолой. Он не собирался бежать с ней. Тридцатого августа она получила последнее письмо от Гарри, где говорилось, что он уехал без нее.