От отца Келлергана мы с Гэхаловудом сразу поехали в Главное управление полиции штата, чтобы сравнить письмо с последней страницей рукописи, найденной вместе с Нолой: они совпадали.

— Он все предусмотрел! — воскликнул я. — Он знал, что бросит ее. С самого начала знал.

Гэхаловуд кивнул:

— Когда она предлагала ему бежать, он знал, что не уедет вместе с ней. Не хотел он вешать себе на шею пятнадцатилетнюю девочку.

— Но она же читала рукопись! — заметил я.

— Конечно, но она считала, что это просто роман. Не знала, что это в точности их история и что конец уже написан: Гарри она не нужна. Стефани Ларжиняк говорила, что они переписывались и что Нола поджидала почтальона. В субботу утром, в день побега, в день, когда, как ей казалось, она уедет искать счастья с мужчиной своей жизни, она в последний раз проверяет почтовый ящик. Хочет убедиться, что не забыла там какое-нибудь компрометирующее письмо с важными сведениями про их побег. А находит вот эту записку от него, где говорится, что между ними все кончено.

Гэхаловуд внимательно рассмотрел конверт, в котором лежало последнее письмо.

— Адрес на конверте есть, но письмо не запечатано, и марки нет, — сказал он. — Его положили прямо в ящик.

— Вы хотите сказать, Гарри положил?

— Да. Наверное, ночью, перед тем как уехать подальше. Вероятно, он сделал это в последнюю минуту, в ночь с пятницы на субботу. Чтобы она поняла, что никакой встречи в мотеле не будет. В субботу, найдя записку, она впадает в исступление, происходит декомпенсация, у нее ужасный припадок, она истязает себя. Перепуганный отец Келлерган в очередной раз прячется в гараже. Придя в себя, Нола понимает связь между письмом и романом. Она хочет объяснений. Берет рукопись и отправляется в мотель. Она надеется, что это неправда, что Гарри будет там. Но по дороге встречает Лютера. И дело кончается плохо.

— Но зачем тогда Гарри возвращался в Аврору на следующий день после того, как она пропала?

— Он узнал, что Нола исчезла. Он оставил ей письмо; ему страшно. Он, конечно, тревожится за нее, вероятно, чувствует себя виноватым, но главное, по-моему, боится, что кому-нибудь попадет в руки письмо или рукопись и у него будут неприятности. Он предпочитает находиться в Авроре и следить за развитием событий, а может, даже выкрасть какие-нибудь компрометирующие его улики.

Надо было срочно найти Гарри. Я обязательно должен был с ним поговорить. Зачем он мне сказал, что ждал Нолу, если написал ей прощальное письмо? Гэхаловуд начал поиск по операциям с кредитными картами и телефонным звонкам. Но следов его кредитки нигде не обнаружилось, телефон был выключен. В базе данных таможенных постов мы обнаружили, что он миновал пост Дерби-Лайн в Вермонте и въехал в Канаду.

— Он пересек канадскую границу, — сказал Гэхаловуд. — Почему в Канаду?

— Он считает, что это рай писателей, — ответил я. — В рукописи, которую он мне оставил, в «Чайках Авроры», он в конце селится там с Нолой.

— Да, но не забывайте, что в этой книге он не рассказывает правду. Нола умерла, и более того, он, похоже, и не собирался с ней бежать. И тем не менее оставляет вам эту рукопись, где они с Нолой встречаются в Канаде. Так где же правда?

— Ничего не понимаю! — чертыхнулся я. — Какого дьявола он сбежал?

— Такого, что он что-то скрывает. Но мы не знаем, что именно.

Тогда мы еще не знали, что нас подстерегают новые неожиданности. Вскоре двум важным событиям суждено было дать ответ на наши вопросы.

В тот же вечер я сказал Гэхаловуду, что назавтра улетаю в Нью-Йорк.

— То есть как это — улетаете в Нью-Йорк? Вы совсем спятили, писатель, нам осталось чуть-чуть! Дайте сюда удостоверение личности, я его конфискую.

Я засмеялся:

— Я вас не бросаю, сержант. Просто пора.

— Чего пора?

— Голосовать. У Америки назначено свидание с Историей.

* * *

В полдень того самого 5 ноября 2008 года, пока Нью-Йорк продолжал праздновать пришествие Обамы, я обедал в «Пьере» с Барнаски. Победа демократов привела его в хорошее расположение духа.

— Люблю черных! — заявил он. — Люблю красивых черных! Если вас пригласят в Белый дом, возьмите меня с собой! Ладно, что такого важного вы хотели мне сообщить?

Я рассказал, что выяснил относительно Нолы и ее диагноза. Он просиял:

— Значит, в ваших сценах с жестоким обращением матери это сама Нола себя истязала?

— Да.

— Потрясающе! — заорал он на весь ресторан. — Это настоящее открытие! Читатель сам сходит с ума, потому что персонаж матери существует, хотя в реальности ее нет. Вы гений, Гольдман! Гений!

— Нет, я попросту сел в лужу. Позволил Гарри меня одурачить.

— Гарри был в курсе?

— Да. А теперь куда-то сгинул.

— Как так?

— Его никто не может найти. Вроде бы он пересек канадскую границу. Оставил мне какое-то загадочное послание и неизданную рукопись про Нолу.

— Права у вас?

— Что, простите?

— У кого права на неизданную рукопись, у вас? Я покупаю!

— Да черт возьми, Рой! Об этом не может быть и речи!

— О, простите. Я просто спросил.

— Что-то тут не так. Чего-то я недопонял. Вся эта история с детским психозом, пропавший Гарри. В пазле недостает какой-то детали, но ума не приложу какой.

— Вы большой паникер, Маркус, а паника — дело бессмысленное, уж поверьте. Сходите к доктору Фрейду и попросите прописать вам успокоительное. А я, со своей стороны, свяжусь с прессой, подготовим коммюнике относительно болезни девочки, убедим всех, что все было известно с самого начала, а в книге это такой сюрприз, прием: показать, что правда не всегда там, где ее ищут, и не стоит полагаться на первые впечатления. Над теми, кто вас громил, будут смеяться, и все убедятся, что вы — великий первопроходец. Заодно про вашу книжку снова заговорят, и мы продадим еще вагон и маленькую тележку. Потому что после такого финта даже те, кто вовсе не собирался ее покупать, не устоят и купят из любопытства — узнать, как вы изобразили мать. Гольдман, вы действительно гений, обед за мой счет.

Я поморщился:

— Я не уверен, Рой. Мне бы надо еще покопаться, нужно время.

— Да вы вечно ни в чем не уверены, старина! Нет у нас времени «копаться», как вы выразились. Вы поэт, вы думаете, что утекающее время имеет смысл, но утекающее время — это либо деньги, которые зарабатываешь, либо деньги, которые теряешь. И я пламенный сторонник первого варианта. Однако со вчерашнего дня, если вы в курсе, у нас новый президент, красивый, черный и страшно популярный. По моим расчетам, его будут подавать нам под разными соусами еще как минимум неделю. В эту неделю ни для кого, кроме него, места не останется. Значит, сейчас бесполезно связываться с прессой, нам в лучшем случае достанется пара строк среди новостей о задавленных собачках. То есть с прессой я свяжусь через неделю, эта неделя у вас есть. Естественно, если вдруг шайка южан в остроконечных колпаках не ухлопает нашего нового президента; тогда мы не попадем на первую полосу еще целый месяц. Да, примерно месяц. А это катастрофа: сами подумайте, через месяц начнутся предрождественские хлопоты, и до наших историй никому не будет дела. В общем, через неделю запускаем историю про детский психоз. Приложения в газетах и все такое. Будь у меня побольше времени, срочно издал бы брошюрку для родителей. Что-нибудь вроде: «Распознать детский психоз, или Как не допустить, чтобы ваш ребенок стал Нолой Келлерган и сжег вас заживо во сне». Какой был бы бум! Но, короче, времени у нас нет.