раз Алешка приходил домой и первым делом бежал в комнату к телефону, чтобы снять трубку и положить ее на стол. Так не дозвонятся. Бабушка не будет уговаривать его приехать, если он снимет трубку до того, как она позвонит. Ему не говорили, но он знал. Бабушка давно умерла. Он тогда маленький был совсем и не помнил ее почти, но теперь она позвонила и позвала его в деревню, а он с испугу согласился. По ночам, вспоминая этот звонок, Алешка зябко заворачивался в пуховое одеяло и подтягивал его края под себя, чтобы ненароком не выскользнули наружу пальцы ног, коленка или рука. Просыпался он, как и любой другой ребенок, разметавшись по кровати, и уже без одеяла, и каждый раз обещал себе, что этой ночью не будет ворочаться. Но попытки совладать с собой во сне были бесплодными, поэтому ему оставалось только радоваться, что не проснулся ночью. Алешка был уверен, что, если проснется в темноте, а одеяла не будет, он просто умрет от страха. Родителям он не мог сказать о бабушкином звонке, и на папины вопросы просто упрямо мотал головой и пожимал плечами. Отец тогда как-то грустно посмотрел на него, спросил, в кого же он такой упертый растет, и, не дожидаясь ответа, оставил его одного делать уроки. И с тех пор Алешка приходил домой, закрывал за собой дверь и, не скидывая рюкзак, обутый бежал в комнату, где на столе стоял красный телефонный аппарат с круглым диском посередине. Только после этого он мог спокойно раздеться, разуться и идти греть приготовленный мамой обед, закинув рюкзак в угол комнаты. Но сегодня он задержался на два часа после школы — Витька из «Б» класса и Саня с пятого уговорили его пойти с ними на стройку. Там они побросали портфели и долго лазили по грязным и местами подтопленным помещениям, играя сначала в пиратов, а потом в бандитов и Шварценеггера. В итоге Саня подвернул ступню и побрел домой, хныча и подволакивая ногу. А вдвоем играть было скучно, поэтому они с Витькой тоже попрощались и разбрелись. На пути к дому, в тенистом сквере Алешка заметил, что у него вымазан рукав — обтерся все-таки об изрисованную мелом стенку — и припустил уже бегом, чтобы успеть промыть куртку под краном в ванной и высушить на батарее, а то уж больно неохота было получать нагоняй от мамы. А нагоняй был бы неизбежен — куртка новая совсем, Алешке ее папин друг привез из Америки, так что мама могла бы очень расстроиться, а то и разозлиться. Это папа добрый — посмотрит с прищуром, поцокает языком, потреплет небрежно по вихрастой голове, а после улыбнется и простит. Так много раз было: и когда Алешка джинсы новые порвал, и когда колонки японские сломал — продавил пальцем динамик, а тот порвался — и много еще когда, всего и не упомнишь. А мама не такая — как начнет причитать, а там и до ругани недалеко. Все грозится выпороть его, но Алешка-то знает, что не выпорет, она же его любит. А вот ругаться будет, и он не хотел огорчать маму.

Залетев маленьким разгоряченным вихрем в квартиру, он метнулся в ванную, кое-как покидав ботинки в прихожей и стягивая на ходу куртку. Включил воду, нашарил под ванной щетку, натер ее смоченным мылом и принялся тереть цветные разводы на рукаве и на спине. Он увлекся занятием, мел кое-как поддавался, хотя щетку постоянно приходилось снова мылить. Сперва с куртки бежала желтая, розовая и синяя пена, но она постепенно светлела, и дело шло к концу. Алешка раскраснелся, то и дело утирал пот со лба и от усердия даже высунул кончик языка. И когда он уже собирался промыть щетку от мыла и выключать воду, в комнате зазвонил телефон. Щетка выпала из рук вместе с курткой. Снова звонок. Алешка на цыпочках вышел из ванной и заглянул в комнату. Телефон мелко трясся на столе, не переставая трещать. А может, это не бабушка? Он уже неделю обводил ее вокруг пальца, и она, должно быть, уже сдалась, он сам на ее месте точно не стал бы звонить, если бы неделю не мог дозвониться. Да, точно не бабушка. Она звонила раньше, в два, а уже четыре. Значит, не она. Наверное, папин друг, дядя Толя, они же договаривались с папой сегодня встретиться и поехать вместе к дедушке, посмотреть, что с ним, а то он трубку не берет. А может, и сам дедушка. Алешка любил деда, тот всегда был ласков с внуком, несмотря на свою вечную сварливую ухмылку и колючий взгляд. Мама говорила, что дед такой злой специально, чтобы его не тревожили, и Алешка был с ней согласен во всем, кроме одного — дед и злым-то не был, просто старым, а старые все такие. Наверное.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Тяжело вздохнув, Алешка прошлепал мокрыми ногами по полу и замер у стола, протянув руку к телефону. Когда очередной звонок оборвался, и повисла секундная пауза, он снял трубку и поднес к уху.

— Алло? Кто это?

— Алешенька, это ты, злодей? Привет! Соскучился, небось, а? Как там папа? Как мама? Двоек наполучал в школе, сорванец? — заскрипел в трубке знакомый голос.

— Дедунь, это ты? Я не злодей, сам злодей! — Радостно засмеялся Алешка, и на другом конце провода мертвенно-синие губы, покрытые крошками сырой могильной земли, растянулись в улыбке.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Денис Назаров

Плёнка

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

«Все началось с желания поставить эксперимент: что, если историю будут рассказывать несколько персонажей, ни одному из которых нельзя доверять до конца? Симбиоз этой идеи и моих юношеских воспоминаний помогли „Пленке“ появиться на свет».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Виктор Иванович

…Не мог этого сделать. Ты же друг его, сам понимать должен! Он-то парень порядочный и честный. Деду с бабкой помогал всегда, хоть дед и не подарок был. Шкодил конечно, куда без этого? Да еще и любопытный был чертенок — жуть! Вечно лез, куда не следует. Помню, лет в шестнадцать надрался он изрядно с местными, да по пьяни лицо разбил, на углу у магазина. Там бетоном у основания залито… Бабка думала, что упал с калитки. Он же когда домой возвращался, через калитку перемахивал. Старики ночью на засов запирались, боялись кого, что ли? Да,