— Если можно, сэр.

— Там тоже все прекрасно. Наш ручной диктатор Венесуэлы, сеньор Контрерас, вчера сбежал из охваченного мятежом Каракаса и спрятался на нашей базе в Маракайбо. Значит, сегодня, максимум завтра, столица будет в руках мятежников-боливарианцев. Наш контингент в Венесуэле — две бригадные группы, они засели на базах вдоль побережья. В Ираке похожая ситуация — спецназ и морпехи из первой дивизии удерживают пригороды Басры и не пускают иранцев дальше на юг. В Кувейт и Саудовскую Аравию. Но они на последнем издыхании. Один хороший пинок от иранцев — и они полетят оттуда ко всем чертям. Надеюсь, Томас, ты понимаешь, что значит прорыв Ирана в Саудовскую Аравию и победа левых партизан в Венесуэле? Вьетнам со всем его кошмаром — это невинные цветочки.

— Я понял, сэр. Что, принято политическое решение?

— Пока нет. Но будет. С Москвой пора мириться. Мы вписались за этих трусливых и лживых европедерастов вопреки своим интересам. Выполняя устав НАТО, на который те же европейцы давно наплевали. Мы их защищали от русских почти шестьдесят лет, и чем они отплатили? Открыли фронт «иванам» и договорились о мире за нашей спиной. Это запредельная подлость. Знаешь, о чем я мечтаю, Томас?

— О чем, сэр?

— Чтобы диктатор Стрельченко проутюжил своими «самоварами» этот европейский гадючник до Ла-Манша и Бискайского залива. И выжег это гнездо интриг и предательства дотла. Подлость и предательство должны быть наказаны. Вот пусть теперь остаются с «иванами» тет-а-тет. Посмотрим, как Стрельченко будет из них веревки вить.

Генерал-лейтенант Костас кивнул, соглашаясь. Действительно, пока есть угроза уничтожения третьего корпуса в Германии, он ничего не сможет сделать русским в Исландии. Только зря кровь своих солдат прольет. Надо срочно выпутываться из сложившейся ситуации.

— Еще одна причина Томас, — продолжил комендант Адамс. — Нужен транспорт для эвакуации остатков европейского контингента. Так что не гони мустангов, Томас, тормози.

Генерал-лейтенант Томас Костас, выходя из кабинета своего командира, нарочно хлопнул что есть силы старомодной дверью из темного бука. Это единственное выражение бушующих внутри эмоций, которое мог себе позволить командующий второго экспедиционного соединения Корпуса морской пехоты США.

Они уже вошли в горловину долины, когда заместитель Манкузо, капитан Чэмберс, сидящий в штабе и координирующий действия отдельных рот и взводов первого батальона MARSOC, связался с ними и задыхающимся от волнения голосом сообщил последний приказ MEF.

— Не понял, Берлингтон! Повтори!

Абонент связи Берлингтон, за которым скрывался штаб первого батальона, повторил сообщение. Уже неторопливо и с расстановкой.

— Ты пьяный, что ли? — все еще не веря услышанному, спросил Манкузо.

— Никак нет, Вермонт. Приказ из Гнезда. Остановить боевые действия через час с момента получения сообщения.

— Понял. — С раздражением Манкузо выдернул из уха наушник.

— В чем дело, сэр? — Каллеман снова вырос за его спиной, словно из-под земли.

— Приказано уходить. Бросить все и уходить на соединение с основными силами. Готовиться к штурму Рейкьявика.

Мастер-сержант хмыкнул:

— Что, страшные русские снайперы их больше не интересуют?

— Видимо, нет. — Подполковник помолчал и добавил, смотря Каллеману в глаза: — Но это не значит, что они не интересуют меня.

— Понял, сэр. Я тоже не люблю незавершенных дел. Эти ублюдки убили Далласа, сэр. Мы с ним оба из Олбани… Мне бы хотелось посмотреть на цвет потрохов этих неуловимых стрелков.

— Ты же не хотел идти? Все время ныл про вертолеты или М777.

— Целый батальон спецназа для нескольких упырей, скрывающихся в долине, — слишком жирно, сэр… Мы сейчас друг другу мешаем. Дайте мне шестерых морпехов на мой выбор и ганнери-сержанта Бервика, и я найду этих стрелков. Вызывайте вертолеты, сэр. Пусть «иваны» думают, что мы отходим. Как все сделаем, я свяжусь с Берлингтоном, сэр.

— Береги себя, первый сержант. И людей береги. — Подполковник хлопнул сержанта по плечу.

Неразговорчивый, коренастый и обросший жесткими рыжими волосами Дирк Бервик был снайпером от бога. Выросший в Айове в семье потомственных фермеров, Дирк, едва ему исполнилось семнадцать, удрал в Чикаго посмотреть «большой мир». Прибился к шайке угонщиков машин и, без сомнения, оказался бы в тюрьме, если бы не вербовочный пункт, который попался ему в «черном квартале». Бервик заехал туда, спасаясь от полицейской погони. В конце концов, армия намного лучше тюрьмы… Мастерству стрельбы его учил отец, штатный снайпер, прошедший свое время Вьетнам и чудом выживший. Хорошо учил, на совесть.

Свое мастерство Дирк показал осенью две тысячи шестого под Лашкаргахом, уложив снайпера «хаджей» с семисот с лишним шагов одним выстрелом, несмотря на бьющее в глаза солнце. Помимо точности у Бервика имелась еще одна замечательная черта. Он был универсалом. Отлично стрелял, что из дальнобойной Barett, что из М110 или Mk14, что из русской СВД. Научить такому невозможно, для этого нужен настоящий талант.

Валера Максимов позволил себе пошевелиться спустя минут двадцать после того, как над головой пролетел последний огромный «жеребец» CH-53, ощетинившийся стволами «Миниганов». Американцы явно сваливали. Причем сваливали быстро. Над его головой за час пролетело не меньше трех десятков тяжелых транспортных вертолетов и несколько АН-1Z сопровождения.

«Повезло. Полтора километра до нас не дошли», — вздохнул Максимов. Конечно, их с Постышевым надо было еще найти. Но Валера был уверен, что морпехи их бы нашли. Опытные, паразиты! Они с Костей тщательно путали следы, минировали маршруты, но американцы, словно свора охотничьих псов, упрямо шли по их следу, сжимая кольцо и загоняя их в узкую долину. Когда Максимов услышал вдалеке стрекот вертолетов, то понял, что надо где-то надолго залечь.

— Кажись, впереди десант высадили, Постышев, — сказал он снайперу, едва они остановились. — У выхода из долины. Это конец, Костя. Нам некуда идти.

Снайпер тоже остановился, тяжело дыша, словно загнанный конь. На минуту его лицо приняло детско-плаксивое выражение. Казалось, еще чуть-чуть, и Постышев разрыдается и бросит об камни свою любимую «англичанку». Но слабость прошла быстро. Видимо, недельные странствия по вражеским тылам с периодическим отстрелом попадавших в прицел офицеров USMC пошли ему на пользу и закалили характер. Испарилось характерное для него раздолбайство, появилась собранность. Казалось, как человек с таким легким подходом к жизни мог быть снайпером, да еще уже пять лет тянуть лямку тяжелой армейской службы на Кавказе? Ответ лежал на поверхности — Костя Постышев был азартен по жизни. Есть такие люди… Азарт, он разным бывает. Кто в карты или в игральные автоматы режется, кто с СВД «духов» выслеживает. За этот охотничий азарт и тягу к «спортивным достижениям» командиры прощали Постышеву многое.

— Совсем некуда?