К моему удивлению, картинка легко всплыла в памяти. Тогда я приходила за наперстянкой, чтобы приготовить настой для Алекса Рэндолла, младшего брата Черного Джека Рэндолла и прапрадеда Фрэнка в шестом поколении. Бедный юноша: он уже двадцать лет как умер, хотя прожил достаточно долго и оставил сына. Я почувствовала невольное любопытство, вспомнив о сыне Алекса и его жене, которая была моей подругой, но отогнала эту мысль прочь и вернулась к образу мистера Хью, который тогда привстал на цыпочки, чтобы дотянуться до верхней полки по правую руку.

— Вот.

И конечно, моя рука остановилась рядом со склянкой с этикеткой «Наперстянка». С одной стороны от нее стояла баночка с наклейкой «Хвощ», с другой — «Корень ландыша». Я заколебалась, глядя на них и мысленно перечисляя возможности применения этих трав. Да, все это сердечные средства. Если в аптеке есть аконит, он должен быть где–то поблизости.

Так оно и оказалось. Я быстро нашла его в горшочке с этикеткой «Бабушкино зелье».

— Будьте с этим осторожны, — предостерегла я, передавая сосуд мистеру Хью. Капнете на кожу, и она тут же онемеет. Может быть, лучше перелить зелье в стеклянную бутылочку?

Большая часть купленных мною трав была завернута в марлю или в бумажные кулечки, но молодой мистер Хью кивнул в ответ на мое предложение и отправился в заднюю комнату, неся перед собой сосуд в вытянутых руках, словно опасаясь, как бы он не взорвался.

— Похоже, что вы знаете о лекарствах гораздо больше, чем этот малый, — произнес глубокий, хриплый голос позади меня.

— Наверное, у меня несколько больше опыта, чем у него.

Я повернулась и, увидев опершегося на прилавок и смотревшего на меня бледно–голубыми глазами из–под густых бровей священника, вспомнила, где я его видела: днем раньше, у Моубрея. Он, скорее всего, не узнал меня, может быть потому, что мой плащ скрывал платье Дафны. Я заметила, что многие мужчины обращают относительно мало внимания на лицо женщины в декольте, что и не удивительно. Но в священнослужителе такая черта заслуживает сожаления.

Пастор прокашлялся.

— Хм. Может быть, вы знаете и как справляться с нервными расстройствами?

— А какого типа нервное расстройство?

Он поджал губы и нахмурился, будто не был уверен, можно ли мне довериться. Верхняя губа его выдавалась вперед и нависала, как совиный клюв, а нижняя, более толстая, оттопыривалась.

— Ну… это сложный случай. Но если говорить в общем, — он внимательно посмотрел на меня, — что бы вы посоветовали для лечения… своего рода… припадков?

— Эпилептических припадков? Когда человек падает и дергается?

Он покачал головой, отчего стала видна покрасневшая полоска на шее, натертой высоким и жестким белым воротничком.

— Нет, другой тип припадка. Когда человек вопит и таращится.

— Простите?

— Не одновременно, — поспешно пояснил священник. — Сначала одно, потом другое. Или, точнее, одно сменяется другим. Поначалу она ничего не делает, только дни напролет молча таращится на все. А потом вдруг ни с того ни с сего начинает вопить так, что может разбудить мертвых.

Ну что ж, это, по крайней мере, объясняло и утомленный вид пастора, и его раздражительность.

Я постучала пальцем по прилавку, соображая.

— Сразу трудно сказать, стоило бы сначала взглянуть на больную.

Священник облизал нижнюю губу.

— А не могли бы вы зайти и осмотреть ее? Это недалеко, — добавил он довольно сухо.

Судя по всему, просительный тон был не в его характере, но необходимость заставляла этого человека поступать против своих привычек.

— Сейчас, к сожалению, не могу, — ответила я. — Мне нужно встретить моего мужа. Но может быть, ближе к вечеру…

— В два часа, — тут же сказал он. — Дом Хендерсона в тупике Кэррубера. Меня зовут Кэмпбелл, преподобный Арчибальд Кэмибелл.

В этот момент занавеска между торговым помещением и задней комнатой колыхнулась, оттуда появился мистер Хью с двумя бутылочками и вручил по одной каждому из нас.

Преподобный, нашаривая в кармане монету, покосился на свою склянку с подозрением.

— Что ж, вот твои деньги, — буркнул он, бросив монету на прилавок. — И будем надеяться, что ты дал мне нужное снадобье, а не яд, о котором говорила эта леди.

Занавеска снова зашуршала, и из–за нее, провожая взглядом удалявшегося священника, выглянула женщина.

— Скатертью дорога, — проворчала она. — Полпенса за часовую работу и сверх всего еще и оскорбление. Господь мог бы выбрать себе слугу и получше, что тут еще скажешь.

— Вы знаете его? — спросила я.

Мне было любопытно, располагает ли Луиза какой–нибудь полезной информацией относительно больной жены.

— Не могу сказать, что хорошо его знаю. — Луиза глядела на меня с неприкрытым любопытством. — Он один из священников Свободной церкви, который проповедует на углу у Маркет–кросс, убеждает людей, что добрые дела не имеют никакого значения и что для спасения нужно лишь крепко держаться за Иисуса, будто наш Господь — это ярмарочный борец!

Она презрительно фыркнула и перекрестилась, ограждая себя от этой еретической заразы.

— Меня удивляет, что люди, вроде преподобного Кэмпбелла, приходят в нашу аптеку, учитывая то, как он относится к папистам, — возмущенно продолжила Луиза. — Но может быть, мадам, вы сами принадлежите к Свободной церкви, не в обиду вам будь сказано?

— Нет, я католичка… э–э… и к тому же папистка, — заверила я ее. — Я лишь хотела узнать, знаете ли вы что–нибудь о жене преподобного и о ее состоянии.

Покачав головой, Луиза повернулась, чтобы заняться новым покупателем.

— Нет, я никогда не видела эту леди. Но что бы с ней ни было, — добавила она, хмуро взглянув на дверь, — я уверена, что жизнь с ним ее состояния не улучшит!

День выдался прохладный, но ясный, и над приходским садом как напоминание о пожаре, еще витал слабый дым. Мы с Джейми сидели на скамейке у стены и, ловя скудные лучи зимнего солнца, дожидались, когда Айен закончит свою исповедь.

— Слушай, это ты рассказал Айену–старшему байку о том, что я двадцать лет отсиживалась во Франции?

— Ну да. Конечно, Айен — человек опытный и вряд ли в это поверит, но сама история правдоподобнее любой другой, а он верный друг и не станет настаивать на объяснениях.

— На мой взгляд, она сгодится для общего потребления, — согласилась я. — Но может быть, тебе стоило бы рассказать ее и сэру Персивалю, вместо того чтобы морочить ему голову сказкой о том, будто мы с тобой новобрачные?

Он решительно покачал головой.

— Ну уж нет. К примеру, сэр Персиваль не имеет представления о моем настоящем имени, хотя я готов побиться об заклад, он знает, что меня зовут не Малкольм. Мне вовсе не нужно, чтобы он каким бы то ни было образом связывал меня с Куллоденом. С другой стороны, история вроде той, что я сообщил Айену, вызвала бы куда больше толков, чем новость о женитьбе какого–то печатника.