Звук стекающих капель, словно из неплотно закрытого крана, привлек ее внимание: из горла того, кто недавно был священником, вытекала кровь. Пока Натали смотрела, поток начал иссякать. Свет качающейся лампы отбрасывал на стены немыслимые тени, изменяя цвет крови и зеленого сукна от красного к зеленому, от черного к серому... В это время смерть с косой подпрыгнула, словно намереваясь перелететь через стол, и Натали закричала что было сил.

Пригнувшись, в прыжке она увернулась от острия косы и, схватив подвернувшийся кий, вогнала его, как кол, в грудь вампира в тот самый момент, когда он сверху обрушился на нее. Основание кия уперлось в пол, и чудище как бы повисло над стоявшей на коленях Натали.

Парень с грохотом рухнул на спину и тут же попытался косой срезать ее ноги, но лезвие лишь скользнуло по доскам пола. Натали снова пружинисто подпрыгнула и бросилась на лестницу, однако тень в армейской куртке позади нее уже поднималась на ноги.

Она швырнула в него другим кием, по звуку поняла, что попала, и, не оглядываясь, понеслась вниз по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. За ней грохотали тяжелые шаги.

Вылетев в коридор, она столкнулась с Карой у дверей кухни, но не остановилась.

— Эй, ты куда? — окликнула ее Кара.

— Беги!

Древко косы взметнулось в дверном проеме кухни и врезалось Каре точно между глаз. Прекрасная девушка упала без единого звука, ударившись головой об основание плиты. Натали выбежала черным ходом, перемахнула через перила крыльца, упала на замерзшую землю, перекувырнулась и успела вскочить, прежде чем дверь распахнулась снова.

Она мчалась, рассекая холодный ночной воздух, по покрытому рухлядью пустырю за Общинным домом, ныряла в кромешно черные проходы, пересекала улицы. Шаги за ее спиной становились все тяжелее и громче. Она слышала позади свистящее дыхание, звон косы о лед, но все бежала и бежала, опустив голову, не разбирая дороги...

Джермантаун

Воскресенье, 28 декабря 1980 г.

Тони Хэрод лишь частично понимал, о чем говорили Колбен и Кеплер, когда в воскресенье вечером они везли его обратно в мотель «Каштановые Холмы». Он сидел, откинувшись на заднем сиденье машины, прижимая к голове пакет со льдом. Сознание его то фокусировалось, то снова расплывалось вместе с приливами боли, которая пульсировала и перетекала из головы в шею. Он плохо понимал, откуда взялся Джозеф Кеплер и что он здесь делал.

— Чертовски глупо, если вас интересует мое мнение, — сказал Кеплер.

— Да, — откликнулся Колбен, — только не рассказывайте мне, что вам это не понравилось. Вы видели выражения лиц пассажиров, когда водитель начал выжимать газ? — Колбен разразился каким-то детским смехом.

— Теперь вам придется объясняться за три трупа, пятерых искалеченных и разбитый автобус.

— Этим занимается Хейнс, — ответил Колбен. — Волноваться не о чем. Мы прикрыты со всех сторон.

— Не думаю, что Баренту это понравится, когда он узнает.

— Пошел этот Барент...

Хэрод застонал и открыл глаза. Кругом было темно, на улицах — ни души. Каждый раз, когда машина подпрыгивала на выщербленной мостовой или на троллейбусных колеях, его пронзала острая боль в затылке. Он попробовал что-нибудь произнести, но собственный язык показался ему слишком толстым и неповоротливым, чтобы им можно было шевелить. Он снова закрыл глаза.

— ..важно удерживать их в безопасной зоне, — говорил Колбен.

— А если бы нас здесь не было в качестве запасного варианта?

— Но мы ведь здесь. Неужели вы думаете, я положусь в чем-нибудь основательном на этого идиота на заднем сиденье?

Хэрод сидел с закрытыми глазами и гадал, о ком они говорят.

— Вы уверены, что тех двоих использует старик? — снова раздался голос Кеплера.

— Вилли Борден? — переспросил Колбен. — Нет, зато мы не сомневаемся в том, что его орудием является еврей. И мы знаем наверняка, что те двое были связаны с евреем. Барент считает: он замышляет нечто большее, чем урок, преподанный Траску.

— А зачем Бордену понадобился Траск?

— Старичок Ниман послал своих слесарей в Германию, чтобы покончить с Борденом, — со смешком ответил Колбен. — Посланцы завершили свои дни в полиэтиленовых мешках, а что случилось с Траском, вы знаете.

— Но зачем Борден явился сюда? Чтобы разделаться со старухой?

— Кто его знает. Эти старые пердуны непредсказуемы, как тараканы.

— Вам известно, где он находится?

— Неужели вы думаете, мы стали бы тут ковыряться, если бы нам было это известно? Барент считаeт, что эта шлюха Фуллер — наша лучшая приманка, но мне уже осточертела эта выжидательная позиция. Приходится прикладывать недюжинные усилия, чтобы не подпускать ко всему этому местных легавых и представителей власти.

— Особенно когда вы используете муниципальные автобусы таким оригинальным образом, — съехидничал Кеплер.

— И не говорите, — откликнулся Колбен, и оба рассмеялись.

* * *

Мария Чен застыла в изумлении, когда Колбен и еще один неизвестный ей мужчина втащили в гостиную номера Тони Хэрода.

— Твой шеф откусил сегодня слишком большой кусок и не смог его проглотить, — заметил Колбен, отпуская руку Хэрода и позволяя тому рухнуть на диван.

Хэрод попытался подняться, но голова так закружилась, что он снова повалился на подушки.

— Что случилось? — спросила Мария Чен.

— Некий ревнивый мальчик малыша Тони застукал в спальне у дамы, — рассмеялся Колбен.

— Врач в штабе операции уже осмотрел его, — сообщил второй, который немного походил на Чарлтона Хестона. — Он считает, что возможно небольшое сотрясение мозга, но не более.

— Ну, нам пора, — промолвил Колбен. — После того как твой мистер Хэрод просрал свою часть операции, все в этом поганом городе того и гляди взлетит на воздух. Проследи, чтобы в десять утра он был в главном трейлере. — Колбен погрозил девушке указательным пальцем. — Поняла?

Мария Чен промолчала, ни единая жилка не дрогнула на ее лице. Колбен удовлетворенно крякнул, и оба вышли из номера.

Хэрод помнил лишь отдельные фрагменты того вечера: свою безудержную рвоту в маленькой кафельной ванной, нежные руки Марии Чен, снимающей с него одежду, прохладное прикосновение простыней к коже. Всю ночь кто-то менял у него на лбу холодные полотенца. Раз проснувшись, он обнаружил рядом в постели Марию Чен — белый лифчик и трусики подчеркивали смуглость ее кожи. Он протянул к ней руку, снова ощутил головокружение и закрыл глаза.

Хэрод проснулся в семь утра в состоянии самого страшного похмелья, которое когда-либо переживал. Он ощупал постель и, не найдя Марии Чен, со стоном сел. Хэрод постарался припомнить, в каком из порномотелей находится, пока у него в голове не всплыло все происшедшее.