Он решил воспользоваться испугом, в который повергло сиракузян прибытие такой армады. Демосфен собирался захватить Эпиполы и завершить циркумваллационную линию[53]. Однако ему не удалось преодолеть длинную одинарную стену, построенную Гилиппом и ведущую на запад по Эпиполам. Тогда он напал ночью с запада, через узкий подъем на плато в Эвриеле. Авангард его огромной и разноплеменной армии застал врага врасплох, захватил передовой форт и атаковал три укрепленных лагеря на плато. Пока отряды разрозненными группами стремились вперед, беотийцы, а за ними и другие подразделения сиракузской армии построились и контратаковали. Афинские войска, по большей части незнакомые с местностью и будучи не в состоянии отличить в тусклом лунном свете друга от врага, в замешательстве отступили, а затем обратились в паническое бегство. Тем временем остальная часть афинской армии пробиралась по узкому подъему на плато, закрыв дорогу беглецам. Сиракузяне со своей стороны действовали на широком фронте; они сохраняли строй, успешно пользовались паролями и ориентировались на местности. Их боевой клич привел врага в еще большее замешательство, так как для ушей афинян он не отличался от клича сражавшихся на их стороне дорийских отрядов – аргивян, керкирян, родосцев и прочих. В итоге армия Демосфена была сброшена с плато: многие разбились насмерть, падая с утесов, а многие заблудившиеся на равнине погибли на рассвете от сиракузской конницы.

После этой катастрофы Демосфен предложил эвакуировать всю армию морем. Ее военная мощь была подорвана, в лагере свирепствовала зараза. Армия, утверждал он, найдет себе лучшее применение дома, напав на Декелею. Афинский флот по-прежнему был самым сильным в сицилийских водах, и эвакуации ничто не угрожало. Однако Никий не пожелал отступать. Сиракузы, по его мнению, находились на грани краха: их финансы истощились, а горожане проявляли недовольство. Им по-прежнему владела нерешительность, и в таком состоянии он предпочитал рисковать жизнью в Сицилии, чем предстать перед народным судом в Афинах. Тогда Демосфен и третий полководец, Эвримедон, предложили отступить к Фапсу или Катане, где армия сможет запастись продовольствием, флот – действовать в открытых водах; а тем временем, если Никий не желает брать на себя ответственность за принятие решения, можно подождать приказа из Афин. Но Никий упрямо отказывался уходить, и афинские силы стояли в бездействии под Сиракузами. Армия же Гилиппа за август увеличилась, к ней примкнули новые сицилийские отряды и пелопоннесцы, которые прибыли через Африку и Селинунт. Никий, узнав об этом, перестал возражать против отступления при условии, что вопрос не будет вынесен на открытое голосование, и был отдан приказ к эвакуации. Накануне отплытия, 27 августа 413 г., в полнолуние, произошло лунное затмение. Прорицатели объявили, что теперь армия должна ждать «трижды по девять» дней. Большинство афинян в лагере согласились с их вердиктом, и Никий, покончив с колебаниями и выдав нужду за добродетель, наотрез отказался двигаться с места.

Прежде чем двадцать семь дней прошли, сиракузяне перешли в наступление. Они разбили небольшой отряд афинской конницы, а затем во время боя в узком проливе захватили 18 кораблей. Когда сиракузяне начали перекрывать вход в Большую гавань импровизированным молом из торговых кораблей и лодок, афинские полководцы поняли, что могут попасть в ловушку и оказаться без припасов. Поэтому они вывели в море все корабли, какие только могли плавать, – их набралось 110, посадили на них всех, кто влез, заклиная бойцов сражаться ради своей жизни и ради спасения Афин, и корабли устремились к бреши в моле. Сиракузяне разместили часть своих 75 кораблей перед брешью, а другие вдоль берегов гавани, чтобы можно было компенсировать численное превосходство афинян возможностью ударить всеми своими кораблями одновременно во фланги и фронт афинской эскадры. Сперва афинские корабли направились прямо к молу, который моряки тщетно пытались разобрать, но затем их со всех сторон атаковали сиракузские корабли. Судно сталкивалось с судном, рулевые выкрикивали приказы, застрельщики метали свои смертоносные снаряды, гоплиты брали на абордаж столкнувшиеся и изувеченные корабли. На берегу обе армии следили за ходом боя. Афиняне, чья судьба решалась у них на глазах, криками радости или отчаяния отмечали каждый момент действия, разворачивавшегося в Большой гавани. Наконец, афиняне обратились в бегство, преследуемые по пятам сиракузянами, и высадились на берег, где их могла защитить армия. Вечером, когда сиракузяне вернулись в город, Демосфен убедил Никия, что наилучший вариант – возобновить утром морское сражение, так как афиняне по количеству кораблей все еще превосходили врага. Но армию охватила паника. Гребцы отказались садиться на весла, и единственной альтернативой оставалось прорываться с боем по суше.

В Сиракузах победу отметили возлияниями и празднеством в честь Геракла. Поскольку войско на ночь лишилось боеспособности, Гермократ отправил Никию сообщение, заставив его поверить, что сиракузяне уже удерживают проходы и афинянам ночью не вырваться. Когда наступил рассвет, афинские полководцы стали ждать следующего дня, а затем 40-тысячная армия двинулась в путь, оставив своих мертвых без погребения, а раненых – без помощи. Сиракузяне заняли перевалы по пути к Катане, а их конница и легкая пехота непрерывно атаковали афинян, пробивавших себе путь по равнине. За пять дней они не сумели уйти далеко, а их запасы истощились. Тогда ночью афиняне разожгли костры, а сами ушли в другую сторону. Отряд Демосфена отстал и на следующий день был окружен. Демосфен сдался на условиях сохранения жизни его людям. Отряд Никия сиракузяне догнали и окружили на следующий день, но еще через день он прорвался и дошел до реки Ассинар. Там афиняне смешали ряды и устремились к воде, одержимые желанием утолить жажду и переправиться на другой берег, и в этот момент враг окружил их и стал теснить, так что многие оказались затоптанными или натыкались на свои же копья. Противоположный берег также был усеян сиракузянами, которые метали дротики в толпу, скопившуюся в ложе реки, – большинство афинян, забыв обо всем, жадно хлебали воду. «Пелопоннесцы спустились к реке и убивали их, особенно тех, кто был в воде, и та мгновенно потеряла чистоту, но большинство афинян все равно пили эту мутную и окровавленную воду и даже дрались из-за нее». Когда мертвые уже лежали грудами, Никий сдался Гилиппу, умоляя его прекратить побоище. Гилипп приказал брать уцелевших афинян живыми. Он хотел сохранить жизнь Демосфену и Никию, но сиракузяне и коринфяне казнили их. Около 7 тысяч уцелевших афинян загнали в тесный карьер в Сиракузах, где многие умерли от невыносимых условий, голода и болезней. Через семьдесят дней сиракузяне отобрали афинских союзников и продали их в рабство, а афинян и сицилийских и италийских греков бросили на произвол судьбы.

Между тем дома на афинян тоже обрушились бедствия. Регулярный гарнизон Декелеи и грабители из Беотии угоняли из Аттики скот и вьючных животных и расхищали движимое имущество. Лошади афинской конницы на каменистом грунте калечили ноги, а городские стены необходимо было охранять круглосуточно и зимой и летом. Город находился в блокаде, все припасы приходилось доставлять морем, и они стоили втридорога. В попытке восполнить свои истощившиеся ресурсы афиняне решили заменить дань 5-процентным налогом на весь экспорт и импорт в пределах своей империи и таким образом выжать еще больше денег из подчиненных государств. Они все меньше и меньше полагались на своих «союзников» и все больше на наемников-варваров, чьи зверства, например в беотийском Микалессе, где были вырезаны все жители, включая женщин и детей, вызывали ярую ненависть к Афинам. Даже на море афинянам не везло: в Коринфском заливе они потерпели поражение от меньшего по численности коринфского флота, корабли которого имели крепкие носы и годились для лобового тарана. Сиракузская катастрофа сокрушила афинскую мощь и престиж. Всего Афины потеряли более 200 боевых кораблей, в основном афинских, со всеми экипажами общей численностью примерно 40 тысяч человек, большей частью набранных из подчиненных государств; около 4 тысяч афинских кавалеристов, гоплитов и легких пехотинцев и значительно большее число бойцов из подчиненных и союзных государств, а также набранных среди дружественных варваров; и, наконец, колоссальное количество денег, оружия и материалов. Все надежды на экспансию были погублены. Теперь Афинам приходилось сражаться за свое существование и существование империи, из которой они черпали большую часть своих ресурсов. Афиняне обладали храбростью и стойкостью, но им не хватало того единства, благодаря которому они восторжествовали в Персидских войнах.