Она запросила «Плацдарм» с помощью своего браслета. Нельзя сказать, что состоявшийся разговор отличался особым красноречием. «Личность» этого оружия была рудиментарной. Да и чего можно было ожидать от «мозга» возрастом в несколько дней? В некотором смысле это было даже хорошо. Пусть мозг «Плацдарма» будет голубиный, а то еще начнет обретать идеи, совершенно лишние для той цели, к которой он предназначен. И так как, напомнила она себе, «Плацдарму» предстоит короткая жизнь, то вряд ли ему будет польза, если он начнет анализировать свои ощущения.

Цифры, скачущие по серебристому дисплею, доложили ей об общей готовности «Плацдарма». Ей пришлось довериться тому, что сообщала система, суммирующая все показатели, так как сам «Плацдарм» был ей известен еще не очень хорошо. Она просто сообщила свои пожелания насчет будущего оружия, но основная работа по проектированию его была проделана автономной программой, которая не стала беспокоить Вольеву докладами о технических проблемах, возникавших по ходу дела, и путях их решения. В своем невежестве Вольева не так уж отличалась от матерей, которым удается произвести на свет ребенка, не зная расположения у него каждой артерии или каждого нерва. И тем не менее это ее создание, ее ребенок.

Дитя, приговоренное ею к ранней и безжалостной смерти, но дитя, уже осознающее себя.

Ее браслет зачирикал. Вольева глянула на него, ожидая, что речь пойдет о какой-нибудь технической неполадке в «Плацдарме» или о последней проверке, вызвавшей необходимость в доработках, которые и были выполнены ремонтными системами, все еще работающими внутри бывшего корабля

Однако дело было совсем в другом.

Сообщение пришло от «Бесконечности», которая извещала, что ей удалось обнаружить нечто сходное с осколком «шрапнели». Для этого пришлось обратиться к технической документации двухсотлетней давности, но все равно сходный образчик обнаружен. И кроме рисунка напряжений, наложенных, видимо, уже после выпуска этой «шрапнели», все остальные показатели абсолютно совпадают и находятся в пределах ошибки измерений.

Вольева все еще была одна на мостике.

— Передай на дисплей, — приказала она.

Увеличенное изображение осколка в интервале видимых волн появилось на сфере. Появилась и серия увеличенных снимков, начиная от черно-белого, сделанного с помощью электронного микроскопа, показывающего изломанную кристаллическую структуру обломка, и кончая ярко окрашенным изображением, полученным с помощью магнитного резонанса, где отдельные атомы сливались друг с другом. В отдельных окошках дисплея появились кристаллографические и масс-спектрографические графики. Данные спорили между собой, борясь за внимание Вольевой, обрушивая на нее вал технических подробностей. Все они были хорошо ей известны: большинство измерений она делала сама.

Вольева подождала, пока все изображение сдвинулось на правую половину экрана; рядом с ним появился очень сходный набор графиков, описывающий другой очень похожий образец. Атомное разрешение было таким же, отсутствовало лишь напряжение металла. Состав, пропорция изотопов, свойства кристаллической решетки были идентичны. Множество фуллеренов, включенных в аллотропическую структуру, образовывали поразительно сложную матрицу перемежающихся слоев нескольких странных сплавов. Прослойки иттрия и скандия, следовые количества стабильных трансурановых элементов, возможно, придающих осколку невероятную стойкость… На взгляд Вольевой, на корабле можно было встретить и более странные вещества, и некоторые из них она сама и синтезировала. Осколок был необычным, но все же явно продуктом земной технологии — некоторые наполнители носили явный отпечаток эпохи демархизма, а стабильные трансурановые элементы были криком моды в двадцать четвертом — двадцать пятом столетиях.

Одним словом, осколок был удивительно похож на тот материал, из которого делался корпус космических кораблей в указанное выше время.

По-видимому, корабль Вольевой рассуждал точно так же. Но как могла Хоури получить себе в спину кусочек металла от корпуса старинного космического судна? И что хотел сказать ей Манукьян, если это было послание от него? А может, Вольева ошибалась, и осколок никоим образом не был связан с Мадемуазель, а просто представлял собой некую труднообъяснимую случайность? И все-таки: а вдруг это какой-то совершенно исключительный и чем-то знаменитый корабль?

Видимо, так оно и есть. Технология типична для определенного времени, но в известном смысле осколок уникален ибо изготовлен с учетом необходимости переносить гораздо большее давление, чем того требуют изделия, использующиеся даже в военной области. По мере того как эти мысли складывались в голове Вольевой в каком-то порядке, ей становилось все более ясно, что осколок мог принадлежать только одному типу космических кораблей — контактному кораблю Силвестовского Института Исследований Странников.

Дальнейшее тщательное изучение содержания изотопов выявило, что это был тот самый контактный корабль, который доставил Силвеста к границе Завесы Ласкаля. Теперь у Вольевой было достаточно данных. Круг замкнулся. Подтвердился тот факт, что Мадемуазель, о которой говорила Хоури, была чем-то тесно связана с Силвестом. Впрочем, Хоури знала об этом и раньше… а значит, данное послание должно было содержать значительно более важные сведения. Конечно, к этому времени Вольева уже начала догадываться, в чем тут дело, и на какое-то мгновение она даже испугалась чудовищности своей догадки. Ведь Мадемуазель никак не могла быть той женщиной, о которой она подумала. Не могла же она пережить те гравитационные шквалы, которые бушевали вблизи Завесы Ласкаля! Однако Манукьян говорил Хоури, что он нашел свою работодательницу в космосе. И весьма возможно, что ее камуфляж под герметика просто скрывал более страшные физические уродства, нежели могла оставить на теле человека даже Чума!

— Покажи мне Карину Лефевр, — распорядилась Вольева, вспомнив имя женщины, которая считалась погибшей возле Завесы.

Огромное, как образ какой-нибудь языческой богини, лицо женщины смотрело на нее с дисплея. Она была молода, и из того, что виднелось ниже шеи, можно было заключить, что одета она по моде эпохи Красоты Йеллоустона — Золотого Века этой планеты, который предшествовал веку Расползающейся Чумы. Лицо показалось знакомым — не ошеломляюще знакомым, — но достаточно, чтобы Вольева могла вспомнить, что видела его где-то. Да, она встречала эту фотографию в десятке копий исторических документов, и в каждом из них утверждалось, что женщина эта давным-давно мертва — уничтожена чудовищными космическими силами, выходящими за пределы человеческого разумения. Конечно же! Теперь стало понятно, откуда на осколке следы чудовищных давлений. Перепады гравитации у Завесы Паскаля сжимали металл так, что он начинал «кровоточить».

Все полагали, что именно так умерла и Карина Лефевр.

— Свинство! — выругалась Триумвир Илиа Вольева, у которой больше не осталось никаких сомнений.

Еще с тех времен, когда Хоури была ребенком, она запомнила, как возникают у нее особые ощущения, когда ей приходилось схватиться за что-нибудь горячее, например за ствол винтовки сразу же после выстрела. В таких случаях у нее внезапно появлялась боль, скорее даже не боль, а чувство предупреждения о возможности появления сильного болевого шока, который неизбежно и мгновенно последует за этим предваряющим ощущением. И когда это предваряющее боль ощущение исчезало, и на какое-то мгновение наступал полный покой, она, казалось, могла успеть отдернуть руку от раскаленного предмета. И всегда это заканчивалось одинаково: она не успевала, ощущение настоящей боли неотвратимо приходило и оставалось лишь одно — моральная готовность к ожогу. Так домоправительницу предупреждают о близком приходе нежданного гостя. Конечно, боль все же оказывалась слабее ожидаемой — видно, Хоури все же удавалось чуть-чуть отдернуть руку от источника жара, и даже шрамов на ней не оставалось. Тем не менее эта способность всегда вызывала у Хоури удивление. Если предваряющей боли было достаточно, чтобы заставить ее отдернуть пальцы, а это часто случалось, то какова цель болевого цунами, которая являлась вслед за предупреждением? Зачем приходит эта острая боль, если Хоури уже получила предупреждение и успела отдернуть руку? И даже когда она потом узнала, что временной разрыв между двумя предупреждениями имеет весьма разумное психологическое объяснение, второе все равно казалось ей почти садистским.