Утром двадцать восьмого дня первой луны гонцы из Кама-куры привезли в Хэйан-Кё приказ от властителя Ёритомо.

— Брат совершенно прав, — сказал Ёсицунэ. — Нужно немедля выступить против Тайра. У него есть чудо-осведомитель, что поставляет сведения и дает советы, — поэтому мы так преуспели в завоевании Канто. До меня даже доходили слухи, будто Ёритомо по ночам сообщается с тенью вашего брата, прежнего императора. Уверен, если мы и побеждали до сих пор, то в основном благодаря его сверхъестественному влиянию.

Го-Сиракава проводил Ёсицунэ взглядом. Его приятно поразило, что тот, в отличие от Ёсинаки, сразу и без оговорок выступил против Тайра. Однако и Го-Сиракава имел своих осведомителей. Вскоре он узнал, что вражий оплот в Ити-но-тани крепнет день ото дня и что все Тайра перебрались с Ясимы обратно в Фукухару и к Западному морскому пути.

— Ох, братец-братец, — сокрушенно прошептал ин, — что ты замыслил на этот раз? Сеешь усобицу, чтобы даже Минамото перебили друг друга и ввергли страну в хаос? Много лет мне откликаются твои злые козни. Знаю, как ты умеешь нашептывать людям в уши. Пора положить этому конец. Должен быть способ одолеть тебя — ведь удалось же мне с тобой справиться, когда ты хотел вселиться в моего внука! Читать сутры в Кама-куре всякий день и час я не могу, но должен быть способ… остановить тебя раз и навсегда.

И вот Го-Сиракава затворился в своем писчем покое и начал писать — в каждый храм, каждое святилище, что еще стояло в горах близ Хэйан-Кё. Писать и просить совета.

Под легким снежком Тайра Мунэмори прогуливался вдоль каменного вала в Ити-но-тани, радуясь увиденному. К югу стена крепости обрывалась в нескольких кэнах от берега, так что вражеским всадникам оставалась лишь узкая тропка над крутым обрывом, легко простреливаемая лучниками. В Икуте, у самой Фукухары, окопалась еще одна дружина Тайра, прикрывая крепость с востока. С береговой кручи перед Мунэмори открывался вид на залив, где, сияя фонарями, стояла флотилия лодок. На одной из них расположился государь с семейством. Таким образом, в случае атаки для двора всегда оставался путь к отступлению.

К северу же от крепости высился крутой горный кряж, одолеть который не представлялось возможным, а к западу, как всегда, простирались подвластные Тайра земли.

Мунэмори крепче запахнул поддоспешник. Доспехов он здесь не носил, будучи уверенным, что в них нет надобности. Его броней была дружина и толстые стены, а тяжелый железный шлем или пластинчатые наплечники содэ причиняли только лишние неудобства. Осмотрев вал, он вернулся во внутреннюю башню, куда стекались донесения всех дозорных постов о движении войск Минамото. Мунэмори хотел знать самые свежие.

Самурай в забрызганных песком гетрах распластал карту перед полевым командующим Таданори, приходившимся Мунэмори дядей — младшим братом отца. Воин носил скрепленный черным шнуром доспех и голубое хитатарэ с испода. На взгляд Мунэмори, вид он имел весьма бравый. Мунэмори был рад, что предпочел Таданори Корэмори, который все еще страдал после поражения при Курикаре.

— Господин, наш недавний гонец докладывает, что Минамото разделили войска. Одна часть числом три тысячи расположена здесь. — Самурай указал место в горах над Фуку-харой. — Другие три тысячи отправились сюда, через горы. По пути они захватили две наши заставы и сожгли несколько деревушек, ничего более.

Мунэмори улыбнулся:

— Отлично. Пусть плутают в горах. Оттуда на Ити-но-тани нет дороги, а судя по облакам, на склонах поднимается метель. — Мунэмори на миг задержал взгляд на Таданори и спросил самурая: — Кто их ведет?

— Повелитель, говорят, что в горы отправился Ёсицунэ, по слухам — отъявленный хвастун, хотя и хороший боец на мечах. Если и удалось ему захватить Хэйан-Кё, то лишь по трусости Ёсинаки и его людей.

— Отлично, — повторил Мунэмори. — Полрати Минамото сгинет в ущельях под началом глупца, а другая прохлаждается у Фукухары..

— Точно так, — согласился Таданори. — Похоже, Минамото себя переоценили. Им понадобятся все силы, чтобы пробить оборону у Икуты.

— Стало быть, удача пока еще на нашей стороне, — продолжил Мунэмори. — Как только Минамото ударят нас и рассыплются, подобно волнам, бьющим о камни, мы сможем выступить на Хэйан-Кё. А там — схватим ина, низложим нового императора, обманным путем посаженного на трон, и вернем Тайра былое могущество.

Таданори уважительно кивнул:

— С божьей волей, да будет так.

Воины, стоящие вокруг, устало крикнули «ура».

Мунэмори покинул крепость через прибрежные ворота и поплыл к императорским судам, твердо веря в то, что Тайра снова на коне.

— Напомни мне еще раз, Бэнкэй: зачем нам это нужно?

— Наступать на Тайра?

— Нет, — отозвался Ёсицунэ. — Плестись за старой клячей.

— А-а… Как я уже говорил, народная мудрость — кладезь ценнейших советов. И вот один из них: если потерялся в незнакомой местности, возьми старого коня, забрось повода ему на спину и ступай следом. Конь всегда выведет куда надо.

— И в горах, и в метель?

— Особенно в метель, господин.

Следуя совету Бэнкэя, они разыскали среди коней самого старого — вьючного пони одиннадцати лет, и, сняв поклажу, поставили во главе вереницы, а с ним — мальчика-служку, чтобы его погонял.

Поглядывая через плечо, Ёсицунэ едва разбирал очертания идущих следом — так густо лепил мокрый, тяжелый снег. Те, кого удавалось рассмотреть, одобряюще махали ему.

— Хотя бы мои люди еще бодры духом.

— Они думают, вы знаете, куда идти, господин.

— Я-то знаю. Как попасть туда — вот что неясно.

— Может быть, впереди нам помогут, господин. Показалась горстка домишек с тростниковыми кровлями, едва заметных средь сосен и снегов.

— Что ж, по крайней мере наш конь-поводырь вывел нас к людям. Ступай в деревню, если можно ее так назвать, и разузнай, где мы очутились.

Бэнкэй спешился и побрел от хижины к хижине. Вскоре, однако, он вернулся со стариком и мальчишкой.

— Повелитель, я нашел охотника, которому здешняя местность хорошо знакома.

— Отлично. Далеко ли до Ити-но-тани?

— Совсем близко, господин. За тем уступом и начинается кряж, нависающий над крепостью.

— Славно. — Тут Ёсицунэ обратился к старику охотнику: — Есть ли сверху тропа в крепость, к подножию кряжа?

Охотник покачал головой, развел руками:

— Нет-нет, благороднейший повелитель, никакой тропы там и быть не может! Спуск слишком крут, слишком!

— И никто не способен его одолеть, даже заяц?

Старик было снова затряс головой, но тут вклинился мальчик:

— Помнишь, отец, мы видели, как олень спускался по самой круче? — И добавил для Ёсицунэ: — Мы бьем их у водопоя, где ручьи стекаются, перед тем как впасть в море. Когда оленей мучит жажда, они часто срезают себе путь.