— Быть может, теперь, когда с Ёсинакой покончили, Ёсицунэ получит звание сегуна, — добавил другой.

«Это уж слишком, — подумал Ёритомо. — Нашей стране нужна уверенность в будущем и твердая рука, чтобы не скатиться в хаос. Мой пылкий братец ничего не смыслит в науке правления. Если его поставят надо мной, Япония не будет знать покоя. Мне срочно нужен совет».

Распрощавшись с пирующими, Ёритомо прошел долгим коридором в свою молельню. Затворившись в полутемной каморке, он воздал хвалу Хатиману перед его образом, а потом взял палочку благовоний из шкатулки. Палочек заметно убавилось с прошлого раза. «Что ж, — сказал он себе, — если кто-то и зажигал их, то будет неприятно удивлен, да и наказан за свое любопытство. Подробности выспрошу у Син-ина, когда он появится».

Ёритомо зажег благовоние, откинулся на пятках и стал ждать.

Он ждал долго. Потом ждал еще. И еще.

Ёритомо покрутил палочку в пальцах, гадая, не потеряла ли она силу. Потом отложил ее и взял другую. Снова долго прождал, и опять тщетно. Трясущимися руками он поднял шкатулку и пристально осмотрел каждую палочку. «Может быть, их подделали? Заменили обыкновенными?» Ёритомо огляделся, словно рассчитывая увидеть виноватого слугу, забившегося в угол. Но он был один. Совсем один, и некому было его направлять.

Нии-но-Ама, ужасаясь, слушала посланца из столицы, прибывшего для переговоров с ней и Мунэмори.

— Повелитель, госпожа, — говорил гонец, — дела обстоят просто. Владыка Го-Сиракава говорит, что если вы вернете императора Тайра вместе со священными сокровищами в Хэйан-Кё, Антоку снова взойдет на трон, с вами заключат мир, а князя Сигэхиру выпустят на свободу. Разумеется, если это требование не будет выполнено, ин сочтет, что вы окончательно встали на путь мятежа, и будет действовать сообразно.

Нии-но-Ама закрыла рот рукавами и устремила взгляд сквозь пламя маленького очага — единственного источника тепла в большом походном шатре. Его тряпичные стены колыхались на зимнем морском ветру. Она знала, что сын и посланец ждут от нее ответа, но не могла выговорить ни слова.

— Оставьте нас, — сказал наконец Мунэмори гонцу. — Нам нужно посовещаться.

— Хорошо. Однако не забывайте, князь: владыка государь-инок ждет ответа в самом скором времени.

— Я запомню, — холодно отозвался Мунэмори.

Гонец удалился. Нии-но-Ама почувствовала, как на плечо ей легла сыновняя рука.

— Матушка, предложение стоит обсудить.

— Думаешь, мне это не приходило в голову? — чуть не задохнулась она.

Нии-но-Ама пыталась вспомнить лицо Сигэхиры. Когда детей так много и большинство изымались из-под ее опеки — еще малышами раздавались нянькам и родичам, — а потом вырастали, меняли имена, женились или занимали видные должности, порой было трудно удержать их в памяти. Так было заведено в странном мире смертных — использовать детей как камни го в игре под названием «власть», двигая туда, где будет выгодно. Очень немногие сыновья знатных или воинских родов, исключая наследников-асонов, росли там же, где появлялись на свет. Сигэхира был пятым сыном, и Нии-но-Ама, как ей показалось, вспомнила ясноглазого мальчугана, любившего ловить сверчков. А теперь ей требовалось решить — жить ему или умереть.

— Мы и так уже стольких потеряли… — прошептала она, чувствуя, как слеза бежит по щеке.

— Так-то оно так, — отозвался Мунэмори, — и все же, можем ли мы быть уверены, что Го-Сиракава сдержит слово? Я не вернул сокровища, потому что без них Тайра все потеряли бы. Если вернуть их сейчас, что мы получим? Уверен, Антоку не позволят долго оставаться на троне — его заставят отречься почти тотчас, едва он вернется в столицу.

— Го-Сиракава не тронет собственного внука, — возразила Нии-но-Ама.

— Да, но это не значит, что он позволит мальчику править, когда на его место уже избран другой внук. Как только ин получит сокровища, он сможет делать все, что в его воле. Например, схватить нас и казнить за измену. И даже убить Сигэхиру.

«А мы упустим последний случай, — думала Нии-но-Ама, — вернуть Кусанаги Царю-Дракону. И страна еще глубже погрязнет в распрях, навсегда позабыв о мире».

— Прошлой ночью я видел сон, — продолжил Мунэмори. — Мне явился отец — в окружении пламени безвозвратного ада. Он поведал мне, что адские муки ужасны, но еще ужаснее для него знать судьбу нашего рода. Он… проклял меня и сказал, что стыдится того дня, когда сделал меня главой Тайра.

— Мне жаль, что душа Киёмори не достигла Чистой земли, — ответила Нии-но-Ама, — но едва ли можно было ожидать другого, учитывая, как он жил. Временами я молилась за него, хотя и знала, что надеяться почти нечего. Едва ли он годится тебе в судьи.

— И все же он прав, — произнес Мунэмори, сам чуть не плача. — Если я сдам императора и сокровища, Тайра останутся в памяти еще одним мятежным кланом, видевшим лишь редкие мгновения славы. Наши воины хотят биться до последнего. Говорят, Минамото были почти уничтожены, а после восстали к великой славе. Значит, и нам, Тайра, это по плечу. Сейчас я, правда, вообще не представляю, как мы можем победить; но склонись мы перед Го-Сиракавой, всякая надежда для Тайра угаснет навсегда.

— Кажется, — промолвила Нии-но-Ама, — ты уже сделал выбор.

— Матушка, мне не обойтись без твоего согласия. Нии-но-Ама стиснула кулаки.

— Передай государю, что наш ответ — «нет». Сокровища мы не вернем.

— Сигэхира — воин, матушка. Он всегда знал, что на войне порой приходится жертвовать собой ради клана. Уверен, он поймет. — И Мунэмори вышел, чтобы позвать гонца.

По лицу Нии-но-Амы текли слезы. Она в душе прощалась с ясноглазым мальчуганом, что так любил ловить сверчков.

На следующий день Мунэмори отправился бродить по песчаным берегам Ясимы. Его одолевали раздумья. День выдался необычайно теплый для конца второй луны, но облака на горизонте предвещали дождь или снег. Волны искрились на солнце, точно фальшивое золото.

К этому дню все корабли Тайра, которым удалось достичь Ясимы, вернулись — та ничтожная горстка, что осталась. «Сколько погибших… — думал Мунэмори. — Братья, племянники, зятья… Иные совсем еще дети, не старше четырнадцати, а дрались под стать лучшим воинам и доблестно пали». Мунэмори едва спал по ночам — повсюду в шатрах не смолкал женский плач.

Он шел, раздумывая: мудро ли они поступают, бросая вызов Го-Сиракаве? Без сомнения, так поступил бы Киёмори, а при нем Тайра никогда не ведали неудач.

Тут на берег прибежали два самурая Мунэмори.

— Повелитель, мы нашли монаха. Бродил вокруг да около нашего лагеря. Говорит, будто прибыл из столицы. Мы подумали: а ну как лазутчик? Прикажете казнить?

Мунэмори хотел было отдать такое распоряжение, но удержался.