— Разрешите спросить вас, мисс Говард, что вы сами думаете насчет этого дела?

Будь осторожна. Если сейчас начнешь с энтузиазмом рассказывать обо всем, что тебе удалось выяснить про Бренду и ее склонность к насилию, он может решить, что ты сдвинулась на этой почве. А с другой стороны, если вообще ничего не сказать…

— Меня заинтересовало одно обстоятельство. Дуэйн Пул рассказал о признании Джорджа Макинтайра: травмы, с которыми он обращался к врачу, в действительности не были результатом пьяных драк в баре — их нанесла Бренда, его жена.

— Мы располагаем той же информацией, полученной от самого Макинтайра. И разумеется, расследуем это. Но тут его слово против ее, а в медицинской карте в больнице записано, что травмы им получены именно в результате драки с собутыльниками.

— Он сказал вам, что Бренда жестоко обращалась и с Айви?

— Снова ситуация типа «он сказал, она сказала». Полиция тоже может ошибаться, но мы бы не стали арестовывать Макинтайра по подозрению в похищении Айви, если бы не были уверены в тех уликах, которые у нас против него имеются… а мы в них уверены. Говорю об этом потому, что чувствую, вы до сих пор сомневаетесь в его виновности. Разумеется, вы, как представитель общественности, имеете на это полное право — до тех пор, пока не начинаете вмешиваться в ход расследования. Вы понимаете, о чем я, мисс Говард?

— Смею вас уверить, что впредь постараюсь держаться от всего этого подальше.

— Я вам верю. И, учитывая все обстоятельства этого происшествия, на первый раз прощаю вам вашу самодеятельность. Но запомните: если вы снова попытаетесь вступить в контакт с кем-то, кто имеет отношение к тем событиям, или если я узнаю, что вы опять разнюхиваете что-то в Таунсенде, против вас будет возбуждено уголовное дело. Надеюсь, мне не придется этого делать.

Через полчаса меня отпустили, один из полицейских даже отвез меня домой на машине. Вернувшись, я обнаружила на автоответчике своего мобильника сообщение от Джеральдины Вудс. Она просила ей перезвонить. Что я и сделала. Директриса говорила со мной любезно, но строго:

— Итак, когда мне позвонили из полиции и сообщили о вашем вмешательстве в ход уголовного расследования, я поняла, что вы сказали мне неправду, когда отпрашивались с работы до конца недели. Я хотела бы услышать ваши объяснения по этому поводу.

Я рассыпалась в извинениях, как и перед сержантом Кларком, и снова сослалась на эмоциональный срыв.

Выслушав, миссис Вудс сказала:

— На первый раз я склонна вам поверить и простить, так как питаю к вам искреннее уважение и считаю, что вы превосходно справляетесь со своей работой у нас. Поэтому прошу, не вынуждайте меня идти на крайние меры, Джейн, я не хотела бы вас увольнять. И пожалуйста, в понедельник утром выходите на работу вовремя и без опозданий.

Закончив разговор я сделала единственное, что могла сделать в данной ситуации: свернулась калачиком под одеялом и отключилась. Проспала я почти до полуночи. Проснувшись, в первый момент почувствовала себя отдохнувшей и свежей, как и должно быть после двенадцатичасового сна, а за этим последовало обычное кошмарное дежавю, неотъемлемая часть моих утренних пробуждений. Но пока я принимала душ, готовила себе кофе и слушала ночной концерт классической музыки по Си-би-си, в голову пришла совсем другая мысль: А не было ли похожих случаев исчезновения девочек в других маленьких канадских городках?

В мгновение ока, сама не успев сообразить, что делаю, я оделась и вот уже снова сидела в круглосуточном интернет-кафе. Парень за стойкой буркнул «Привет», решив, видимо, что полку чудаковатых ночных посетителей у него прибыло. Я взяла скверного растворимого кофе, заняла место перед монитором и приступила к расследованию.

Пролетели восемь часов, а я мало что узнала. Подростки постоянно пропадали по всей Канаде. Интернет выдавал бесчисленные страницы с объявлениями отчаявшихся родителей, которые описывали приметы исчезнувших детей. Но большинство из них оказывались беглецами и, если не считать единичных ужасных исключений, обнаруживались обычно где-нибудь в трущобах, заселенных бездомными, в тех мрачных уголках, которых хватает в любом крупном городе.

Заинтересовал меня один факт: история одиннадцатилетней девочки, которая пропала в районе Гамильтона, Онтарио, а спустя десять дней была найдена неподалеку от родительского дома. Девочка была сильно напугана, из ее лепета можно было понять, что ее насильно увели и подвергли сексуальному насилию. В «Гамильтон дейли рекорд» сообщалось о «полицейском расследовании» по этому делу, а потом, в следующей заметке, говорилось, что под подозрением оказался «духовный наставник семьи». Правда, против него так и не были выдвинуты обвинения. Девочку поместили в психиатрическую лечебницу в связи с тяжелым посттравматическим стрессом.

Она хотя бы вернулась к ним, думала я, распечатывая эту статью. Потом убрала ее в пухлую папку, приобщив к другим материалам по делу Айви Макинтайр.

Когда я оплачивала восемь часов пользования Интернетом, что обошлось мне в двенадцать баксов, зазвонил мобильник. К великому моему удивлению, это оказался Верн. Его голос звучал неуверенно и напряженно.

— Решил проведать вас, узнать, как идут дела, — сказал он.

— Вы слышали, что случилось?

— Вы имеете в виду… ммм… полицию?

— Именно.

— Да, я слышал об этом.

— Наверняка Марлин Такер узнала про это от Джеральдины Вудс, которая ей проболталась…

Нервное покашливание Верна.

— Ну, вы же знаете, как расходятся слухи, — проговорил он. — У вас не найдется времени посидеть за чашкой кофе нынче утром?

— Что вы предлагаете, Верн?

— О… просто… повидаться, если, конечно, для вас это не слишком рано… и вообще…

— Я уже давным-давно на ногах. Знаете «Кафе Беано»?

Мы договорились встретиться там через полчаса.

Хотя Калгари не совсем дотягивает до Нью-Йорка в смысле стиля, завсегдатаи «Кафе Беано» одевались ничуть не хуже, чем в шикарном Сохо. Поэтому при появлении Верна — в поношенной коричневой куртке с капюшоном и такого же цвета плоской вельветовой кепчонке, в серых синтетических штанах — все глаза устремились на него, а мне стало стыдно за то, что я назначила встречу именно здесь, представив, как ему должно быть неуютно среди всех этих супермодных кожаных пиджаков, дизайнерских темных очков и пятнадцати сортов дорогого кофе в меню.

Верн подошел к столику, за которым сидела я.

— Здесь подают самый обычный черный кофе? — нервно спросил он.

— Да, конечно, — успокоила я его.

Решив проблему с кружкой кофе для Верна, я уселась напротив.

— Ну… — сказала я.

— Ну… — отозвался он.

— Неплохо мы посидели в прошлое воскресенье.

— Это одна из причин, почему я здесь. Я чувствую себя просто чудовищно из-за того, что позволил себе так надраться в вашем присутствии.