— Этим вы хотите сказать…

— Бренда несколько раз приводила дочь в церковь. Девочка начала осваиваться, познакомилась с прихожанками своего возраста. Мы с ней неоднократно встречались и вели долгие беседы с глазу на глаз.

— И о чем вы беседовали?

— О проблемах в ее жизни. О том, что она принимала грех как образ жизни. О ее слабости к мальчикам и наркотикам.

— В тринадцать она уже потеряла невинность?

— Я этого никогда не говорил.

— Тогда что вы имели в виду, сказав о «неприятностях с мальчиками»?

— То, что сказал. У нее были неприятности с мальчиками.

— А в отношении наркотиков?..

— Айви призналась мне, что курила травку.

— Не такой уж необычный опыт для многих тринадцатилетних подростков.

— Вы, кажется, одобряете то, что подростки курят марихуану?

— Нет, я лишь сказала: то, что тринадцатилетняя девочка разок ее попробовала, не является шокирующим откровением.

— И вы тоже пробовали ее в тринадцать лет?

— Нет, мне было шестнадцать.

— И вам настолько это понравилось, что вы продолжали курить?

— Вообще-то нет.

— Ну вот, а Айви понравилось…

— Тогда признаю свою ошибку.

— И это правильно, — кивнул Корсен.

— Так Айви еще только предстояло «встать на путь спасения»?

— Я убежден, что если бы сейчас она покинула этот мир, то наверняка пребывала бы на Небесах с Господом. Потому что перед самым своим исчезновением она признала и приняла Иисуса своим Господом и Спасителем.

— Вы раньше об этом не говорили.

— Раньше вы меня об этом не спрашивали.

— Но спрашиваю теперь.

— Что ж, расскажу. Во время одной из наших последних частных бесед Айви наконец родилась свыше.

— И это означает, что теперь она в раю.

— Она не умерла, — возразил Ларри Корсен.

— Откуда у вас такая уверенность?

— Я не могу знать этого точно. Я просто верю в то, что она жива.

— В большинстве подобных случаев если ребенка не удается обнаружить в течение сорока восьми часов, дело плохо… человек, совершивший насилие над ребенком, чаще всего его убивает.

— В этом деле есть два существенных отличия. Первое — Айви не ребенок, а подросток. А подростки, когда они исчезают, часто в конечном итоге отыскиваются где-нибудь на улице…

— Как Хильди Кребс и Мими Пуллинджер?

— Совершенно верно.

— Вам известно, что они где-то бродяжничают?

— Я вынужден предположить, что они скатились на дно, выбрав дурную жизнь.

— Но если Айви была спасена перед самым исчезновением, почему же она должна оказаться на улице?

— Если только она оказалась на улице. Люди слабы, Нэнси. Им свойственно вновь и вновь впадать в грех. Они уступают своим слабостям и совершают ошибки.

— Как вы считаете, Джордж Макинтайр в самом деле причинил зло своей дочери?

— О его вине свидетельствуют улики. А кроме них, тот факт, что Макинтайр и раньше прибегал к физическому насилию по отношению к членам своей семьи.

— И во всех случаях был виновен только Джордж Макинтайр?

— Полагаю, что это именно так.

— И никогда Бренда Макинтайр?

— Вы явно подозреваете, что Бренда говорила неправду.

— Да, у меня есть такие подозрения.

— А какие у вас для этого основания?

— Потому что мне об этом говорили разные люди.

— О чем, например?

— О том, например, что она неоднократно нападала на Джорджа, что она третировала Айви, что…

— Все ложь, — перебил Корсен тихо, но решительно.

— Откуда вы знаете?

— У меня отменное чутье на ложь… и лжецов.

— Ваше чутье настолько непогрешимо?

— Я не папа Римский, — ответил пастор, — но хорошо разбираюсь в сложностях человеческой природы. И просто знаю, когда кто-то говорит неправду… или выдает себя за того, кем на самом деле не является.

Произнося эти слова, Корсен смотрел мне прямо в глаза, и я сообразила наконец, что он меня вычислил.

— Но возвращаясь к Джорджу Макинтайру… — начала я.

— Нет, давайте-ка вернемся к улицам Кинг-стрит и Сайденхем-стрит в Дандасе, — возразил Корсен. — Я сказал, что там расположена церковь Божьих Ассамблей в Дандасе. И вы ответили: «Знаю, конечно. Я много раз ходила мимо нее». А будет вам известно, что церковь Божьих Ассамблей в Дандасе никогда не располагалась на этих улицах, так же как никогда в Дандасе не было морской бухты.

— Я просто не хотела спорить, — промямлила я, понимая, что слова мои звучат совершенно неубедительно.

— Видимо, вы не желали спорить и о том, что работаете в «Ванкувер сан»? — Пастор расплылся в улыбке и продолжил: — В «Ванкувер сан» нет сотрудника по имени Нэнси Ллойд. Я знаю это, потому что после вашего звонка позвонил в газету. Учитывая волну интереса СМИ к этому случаю, считаю, что лучше как следует проверить каждого. Ваши верительные грамоты оказались фальшивкой. Что, в свою очередь, заставляет спросить: кто вы такая и почему так заинтересовались этим делом?

Я встала:

— Приношу извинения за свой обман.

— Но вы так и не ответили на мои вопросы.

— Кто я такая, не имеет значения.

— О нет, это имеет значение. Потому что сразу же для меня было совершенно очевидно: хотя вас, возможно, и не подвергали психиатрическом экспертизе, вы, несомненно, находитесь в состоянии сильного душевного потрясения. Очень сильного потрясения… настолько, что я не уверен в вашей вменяемости… Вот почему я согласился с вами встретиться и поговорить, хотя знал, что вы мне солгали. Я хотел своими глазами увидеть, что вы за особа, и понять, почему вы настолько захвачены исчезновением Айви Макинтайр?

— У меня на то свои причины. — Я посмотрела в сторону ближайшего выхода.

— Уверен, что причины у вас есть, — продолжал пастор. — Не бойтесь, я не собираюсь препятствовать вам покинуть это место. Я на вас не сержусь. Напротив, мне очень горько. Горько потому, что вы находитесь во власти гнева и озлобленности и, не в силах им противостоять, стали врагом миру и себе самой. Еще мне горько оттого, что вы, как я вижу, одиноки, лишены любви… но тем не менее отвергаете Того, Кто любит вас больше, чем кто-либо еще. Для вас Бог — это обман… хотя на самом-то деле это вы сами прибегли сегодня к обману.

— Я еще раз прошу меня извинить. Если позволите, я сейчас уйду и больше никогда вас не побеспокою.