– Да, я погибну! Но также погибните и вы! Разница между моей и вашей смертью будет в том, что я буду знать, за что я умираю, и умру с восторгом, а вы не будете знать, за что умираете, и погибнете в глухом подвале, с тупым молчанием, как овцы на бойне.

Кроме партизан, иных сил на фронте у Дона не было, а те немногие, которые находились в тылу, – совершенно ненадежные, за исключением Донского военного училища, необходимого там для поддержания порядка.

Выступление Добровольческой армии становилось неизбежным.

К началу января вполне определенно представлялся фронт готовящегося наступления красных, имевших целью достичь и взять два главных пункта: Новочеркасск и Ростов. Это привело к делению всего фронта на два района: Новочеркасский – для Донской армии и Ростовский – для Добровольческой.

В начале января в Ростов переехал генерал Деникин и принял командование над всеми частями Добровольческой армии в Ростове и Таганроге. На начальника его штаба, генерала Маркова, легла обязанность по срочному завершению формирования частей и приведения их в боевую готовность. Он требовал минимальную численность штабов, и притом соответствия их численности частей. Он боролся с «канцелярщиной» и требовал дела. Он был грозой «штабной психологии», за что его не любили одни, но полюбили и оценили все рядовые добровольцы, чувствуя в нем близкого им по духу начальника.

Конец января и начало февраля

В середине января генерал Корнилов со штабом переехал в Ростов, теперь центр Добровольческой армии. Здесь он концентрировал все ее части. 23 января приехал 1-й Офицерский батальон, через несколько дней – 4-я офицерская рота. Не было лишь взвода юнкеров, батареи с подполковником Миончинским и нескольких групп батальона и батареи, находившихся в экспедициях.

Было совершенно очевидно, что Добровольческой армии и донцам не удержать Ростова и Новочеркасска. Да и был ли в этом смысл, когда уже совершенно потеряны надежды на пробуждение казаков? Генерал Корнилов решил оставить Ростов, чтобы сохранить свою армию путем и способом ему только известным, и к этому вел подготовку. Но приступить к выполнению своего решения он мог лишь тогда, когда положение окажется безнадежным совершенно.

И вот несмотря на то, что красные подходили к Ростову с запада, несмотря на то, что назревала опасность образования у Ростова нового фронта в сторону Кубани, генерал Корнилов не уводил свою армию. Более того, числа 27-го он по просьбе атамана Каледина отправил на фронт у Новочеркасска партизанский отряд своего имени и Юнкерский батальон, которым придал 1-ю юнкерскую батарею, сформировавшуюся в Новочеркасске.

29 января раздался выстрел Каледина. Казалось, наступил конец сопротивлению донцов, и 30 января эти добровольческие части возвращаются обратно: юнкерские батареи в Ростов, Партизанский отряд задерживается на станции Аксайской.

Новый атаман, генерал Назаров, не терял надежд спасти положение благодаря начавшемуся пробуждению казаков, вызванному выстрелом Каледина. Но это было коротким пробуждением.

«Помогите партизанам! Спасите честь Родины и старого Дона! Пушки гремят уже под Сулином!» – взывали обращения к казакам и к населению городов, но никто на них уже не отзывался.

И все же генерал Корнилов не оставлял Ростова без согласия атамана Дона. Он лишь готовил армию к походу, доставая все необходимое для сохранения боеспособности, для ухода за ранеными. Многого недоставало, но провести реквизицию он не считал возможным: Ростов – территория Дона. Приходилось только взывать к доброму чувству людей. Отзывались слабо: дали 2 миллиона рублей, а для материальной поддержки ставили условие – отдачи письменного приказа, который мог бы служить оправданием перед большевиками: нас принудили!

* * *

1-й Офицерский батальон прибыл в Ростов 23 января, разгрузился и перешел в Темерник, где разместился в здании Технического училища. Здесь в его состав была влита 4-я основная Офицерская рота, бывшая в отряде Чернецова, пополнив 2-ю его роту, понесшую большие потери у станции Гуково. Полковник Морозов[260], командовавший 4-й основной ротой, отказался стать командиром 2-й роты, но остался при батальоне рядовым бойцом, каковым и проделал с ним дальнейшие походы.

Немедленно в батальоне было приступлено к дальнейшему формированию команд, и прежде всего команды связи, знающей телефонное и телеграфное дело, отсутствие которой имело следствием гибель целой роты. Поступивший в батальон прапорщик Зоннерштрам, как знающий это дело, был назначен начальником команды. В кадр команды было взято, между прочим, несколько гимназистов из города Орла, бывших «потешных» (юношеская организация). В Ростове были найдены: кабель, индукторские и фонетические телефоны, необходимые инструменты и пр. Не было никаких пособий, что весьма тормозило дело. Но как бы то ни было, в ближайшие дни команда установила телефонную связь между рядом пунктов. Работа была нелегкая, главное, опасная. Провода часто перерезались местными большевиками. Приходилось их чинить по ночам, подвергаясь обстрелу врага и отстреливаясь от него. Хуже была работа на крыше вокзала, где провода связи проходили под проводами с током большого напряжения. Так люди команды учились, работали и боролись. «Это не люди, а сумасшедшие», – сказал о них один из управляющих железной дорогой. В результате опасной работы команды было несколько убитых и раненых.

Не менее важна была подрывная команда. Ее начальником назначен старший портупей-юнкер Козлов, знаток дела. Найденные на станции Зверево блестящие пластинки, принятые за прессованный чай, а оказавшиеся взрывчатым веществом, и переданные из рот ручные гранаты были первым материалом для подрывников. Доброволец, инженер поручик Лысенко[261], формировал железнодорожные бригады и обучал машинистов. Офицеры этих бригад получили в свое распоряжение паровозы, на которых держали связь Ростова с Новочеркасском и Батайском. На Таганрогском направлении этим делом по-прежнему ведал прапорщик Шмидт.

Батальон нес караульную службу и службу охранения. Караулы выставлялись на вокзале, на железнодорожном мосту через Дон, в Государственном банке, на электрической станции, в Задонье. Кроме того, от него назначались патрули, связь со Студенческим батальоном и другими частями и наряды для обысков и арестов среди местных большевиков. В эшелоне на вокзале заседала назначенная от батальона следственная комиссия для первоначального разбора дел всех арестованных на территории, контролируемой батальоном. В тех случаях, когда не было никаких сомнений в виновности (стрельба по патрулям, разбрасывание прокламаций, призыв «бить добровольцев» и т. п.), комиссия выносила приговор: «Отправить в коменданту станции Заречная». Иные арестованные отправлялись в штаб армии, а остальные отпускались.

Малочисленность батальона не соответствовала необходимому количеству нарядов, и поэтому служба была изнурительной. Сменявшиеся сегодня из караула назавтра шли в патрули и обратно. Люди изматывались и озлоблялись на тех, кто вел в это время спокойную жизнь за спинами офицеров Добровольческой армии.

Такую же службу несли 2-й, 3-й, Юнкерский и