Затем послышался гулкий и угрожающий голос, заставивший всех встрепенуться:

– Король? Это невозможно.

Рекс поднял голову и взглянул на трон. У края выступа стоял Первенец и смотрел вниз. Человек с огромной головой стоял справа от него, а женщина с черными волосами – слева.

Рекс заметил, как Пьер отшагнул назад.

– Он не может быть королем, – сказал Первенец. – Слай, почему ты нам лжешь?

– Никто никому не лжет, – ответил Слай, обращаясь, скорее к толпе зрителей, чем к Первенцу. – Эй, вы все, идите сюда, внюхайтесь и рассудите нас!

По толпе пронесся ропот. Люди один за другим начали спрыгивать с выступа на палубу. Какая сила, какое проворство… Вокруг Рекса собралась большая группа людей. Людей самых разных форм, обличий и размеров. Людей многих цветов. Они стали принюхиваться. Понюхав и покачав головами, все зашептали одно и то же.

Король.

Вид многих был не менее устрашающим, чем у Пьера, Слая или Форта, но некоторые выглядели еще ужаснее. Кое-кто был похож на обычных людей – людей с давно немытыми волосами, в рваной, потрепанной одежде. Возможно, это были бомжи и проститутки, которых Рекс видел каждый день.

Они фыркали, шептались между собой, протягивали руки, трогали его.

Сердце Рекса наполнилось теплотой и любовью.

– Довольно!

Рев Первенца гулким эхом прокатился по стенам и потолку гигантской пещеры. Все замерли и посмотрели в его сторону.

Человек, покрытый черной шерстью, спрыгнул с выступа. Пока Первенец парил в воздухе, его черный меховой плащ развевался у него за спиной. Люди поспешили отойти в стороны, чтобы дать ему больше места для приземления. Он спрыгнул на палубу разбитого судна с глухим стуком, согнув колени и расставив в стороны руки.

Скин приземлился слева от Первенца, а Спарки, женщина с черными волосами, – справа.

Первенец медленно выпрямился в полный рост. Он был столь же высок и крепок, как баскетболист из команды НБА. Рекс заметил седину на висках Первенца. Он выглядел старым.

– И что же, этот крошечный мальчик – наш король?

– Да, – ответил человек со змеиным лицом и вновь обратился к толпе: – Разве вы не чувствуете это? Вы не чувствуете его запах?

Толпа загудела, выражая согласие, – вдохновленная, но осторожная. Рекс заметил, как все они с опаской поглядывали на Первенца. Они боялись его до смерти…

– Запахи можно подделать, – сказал Первенец. – Этот мальчик – всего лишь человек.

Рекс увидел, как многие закачали головами.

Первенец с силой топнул своим большим ботинком о палубу.

– Он человек! Вас просто обманывают!

В голосе Первенца явственно ощущался гнев, но были и нотки отчаяния. В этот момент он был похож на школьника, который, будучи изобличенным во лжи учителем, все равно продолжал повторять ложь, только еще громче и более энергично, надеясь утомить, вымотать учителя.

Рекс знал, что должен что-то сказать, но не мог произнести ни слова. Первенец казался таким сильным, таким… крутым.

Теперь уже Первенец взывал к толпе. Подняв руки, он поворачивал голову и сверлил взглядом каждого, кто осмеливался посмотреть ему в глаза.

– То, что вы сейчас чувствуете, – это хитрый трюк. Это невозможно!

На фоне всеобщего молчания раздался чей-то хриплый старческий голос:

– А откуда ты знаешь, что это невозможно?

Толпа расступилась, и вперед выступила старуха в длинной серой юбке, коричневом свитере и оранжевой косынке на голове. Все затихли, когда она, сгорбившись, шла через палубу. Первенец искоса наблюдал за ней, не выпуская из глаз Рекса.

Старуха остановилась прямо перед мальчиком. Тот стоял, не двигаясь. Она положила ему руки на плечи, наклонилась и принюхалась. Ее глаза закрылись.

– Ну, наконец-то, – проговорила она. – Как же долго мы тебя ждали!

Губы Первенца скривились в усмешке, обнажив острые зубы.

– Только не ты, Хиллари. Он не может быть королем.

Она повернулась к нему, сморщившись и сузив глаза.

– А откуда тебе знать? Откуда ты знаешь, что этот мальчик не может стать королем?

Первенец запнулся на полуслове. Вся его сила, казалось, куда-то исчезла.

Хиллари подошла поближе, помахав костлявой рукой перед лицом Первенца.

– Ты говоришь, что это невозможно. А все потому, что ты убивал младенцев, среди которых мог оказаться король!

Толпа шумно выдохнула. Общее настроение в пещере мгновенно изменилось. Рекс не проронил ни звука, но внезапно почувствовал, что вот-вот произойдет беда.

– Это просто смешно, – спокойно ответил Первенец. – Младенцы, которых я убивал, были отпрысками людей. От них нужно было избавиться. У нас и так достаточно голодных ртов.

– Лжешь! – взвизгнула Хиллари, повернувшись к толпе. – Я видела, как Первенец убивает младенцев! Младенцев, которые могли быть королями. Таких, – она указала на Рекса, – которые пахли, как он.

Первенец засмеялся, но его смех показался Рексу искусственным.

– Если уж я убивал всех таких младенцев, Хиллари, как оказалось, что остался жив этот мальчишка, который теперь претендует на роль короля?

Старуха зашипела в ответ, но толпа расслышала каждое слово:

– Ты хочешь знать, почему так вышло? А потому, что долгих восемьдесят лет я отбирала тех, кто мог бы стать королем, и похищала их из Дома. Мальчик, который стоит перед нами, тоже вышел на поверхность. Это случилось тринадцать лет назад.

Первенец уставился на Рекса. Он медленно заморгал, как будто не веря словам Хиллари.

– Ты… ты забирала их? Ты даже не представляешь, что ты наделала!

– Но я знаю то, что натворил ты, – сказала она. – Ты убиваешь наших королей, потому что хочешь забрать всю власть в собственные руки!

– Ты несешь вздор, – сказал Первенец, но рев толпы заглушил его слова. Круг странных тел начал потихоньку смыкаться вокруг него. Большеголовый и черноволосая женщина отпихивали наседающую толпу.

Первенец напрягся.

– Дело не во власти. А в продлении нашего рода. Король приведет вас всех к смерти. А я делаю то, что нужно нашему роду.

Взгляд грозного обладателя золотого трона застыл на Рексе, и в эту секунду тот ощутил глубину гнева Первенца. Он уже знал, что это существо не раздумывая расправится с любым, кто встанет ему поперек дороги…

Рекс увидел на его озлобленном лице кривую усмешку, после чего Первенец бросился к нему, вытянув вперед когтистые руки. У Рекса все похолодело внутри, и он замер на месте, словно прикованный.