– Почему вы спрашиваете об этом?

– Плакат на стене. Он давно не давал мне покоя.

– Не могу сказать точно, но капоэйра – это один извидов боевого искусства. Кажется, бразильского. Они совместили его с танцем.Они это умеют.

Танец. Самба, румба, пасадобль. Прекрасная, как яблоко,Мерседес, была танцовщицей. Но это другая Мерседес…

– А ваша компаньонка Мерседес… Она действительноумерла?

– Моей компаньонки Мерседес никогда не существовало. Уменя есть помощники. Есть сотрудники. Есть заказчики. Если бы я назвал вам хотябы одно из имен, вы бы безмерно удивились. Но свой бизнес я привык делать один.Разрабатывать и приводить в исполнение планы. Меня это увлекает.

– Манипуляции меньшинством, которое манипулируетбольшинством?

– Я не манипулирую меньшинством, которое манипулируетбольшинством. Я его отстреливаю.

Голос Алекса, спокойный, лишенный всяких интонаций,доносится до меня как сквозь слой песка, как сквозь толщу воды. Разбитыепесочные часы Мерседес, разбитая клепсидра Мерседес – их осколки все еще сомной. Хотя Алекс Гринблат утверждает, что Мерседес никогда не существовало.

Но как?..

– Что значит Мерседес не существовало? А эта квартира?Табличка внизу?

– Табличку легко заменить, что мы и проделали.

– Тогда кому она принадлежит?

– Франсуа Пеллетье. Или Франсуа Лаллану, уж как хотите.

Не хочу. Я больше ничего не хочу. Умереть было бы прекраснымвыходом – почему медлит Алекс? На то, чтобы спустить курок, много времени непотребуется. И я обрету покой – такой же, какой разлит сейчас в глазах Алекса.Я думала, подобное переживают после любви. После крушения любви. Но яошибалась.

– Что-то вы совсем расклеились, Сашa. – ГолосАлекса участлив до приторности.

– Ella en la mierda![52] – слышитсяреплика из спальни. А следом за ней появляется Слободан. Без мальчишеского пухана щеках, но серьги, рваные джинсы и майка с надписью «Рональдиньо» на месте. Иуйма дурацких браслетов на запястьях, и уйма дурацких дешевых бус. Слободанпо-прежнему темноволос и светлокож, с глазами, из которых так и тянет свороватьморскую звезду. И слишком яркими губами, уксусом такие не пригасишь.

Я не удивлена. У меня нет сил удивляться. Я лишь спрашиваю:

– Что он сказал?

– Он сказал – вы в полном дерьме, – с готовностьюпереводит Алекс.

– Он знает испанский?

– Он знает и много всего другого. Так много, что иногдая думаю, а не пристрелить ли его?

– И останешься без лучшего в этой части света киллера. –Слободан позволяет себе снисходительную улыбку.

– Только это меня и останавливает.

– Киллер, конечно же, – эхом повторяю я. – Онвыбивает дырку в монете с расстояния в сто шагов. И еще разбирается в охранныхсистемах. И еще он хороший математик.

– Все верно, – подтверждает Алекс. – И еще онстрашный негодяй. Скольких придурков ты уже порешил, мой мальчик?

– По-моему, учет ведешь ты. – Они перебрасываютсясловами как шариками для пинг-понга, и я не нахожу возможности, чтобы сновавклиниться в разговор.

– И разрабатываю операции тоже. – Отвратительносамодовольный подбородок Алекса вздергивается вверх. – Хотите, расскажувам, чем мы промышляем, Сашa?

– Не хочу.

– Хотите, хотите. Я ведь и правда занимаюсь современнымискусством, для этого у меня существует несколько галерей, они разбросаны повсему миру. И штат аналитиков.

– Тунеядцев! Настоящих отбросов! Падальщиков. –Слободан никак не хочет уняться. – Давно пора сократить этот хреновраздутый штат.

– Не падальщиков, а аналитиков, друг мой. И тебе, неучу,лучше помолчать. Они консультируют меня, а я консультирую сильных мира сего.Тех, кто хочет приобрести то или иное произведение. Я – респектабельный членобщества, я вхож во многие дома. И некоторые из этих домов знаю досконально. Изнаю привычки этих домов. И привычки тех, кто в них живет. И то, как ониперемещаются в пространстве. И то, где они любят проводить свободное время,которого у них навалом. Это помогает потом, когда…

– Когда некоторых из сильных мира сего необходимоубрать, – вырывается у меня. – По заказу конкурентов. Или просто так.

– По заказу конкурентов исключительно. А просто так – всамых крайних случаях, когда речь идет о больших деньгах, которые не мешало быпереложить в свой карман. Но этим я не злоупотребляю, разве что когда призочень уж соблазнителен. А так мне вполне хватает средств на существование. Я жеговорил тебе, она настоящая умница! – Алекс едва ли не аплодируетмне. – Все правильно, Сашa. Но грязную работу делаю не я, а этот грязныйсерб.

– Грязным сербам – грязную работу, –присоединяется к сдержанному веселью босса Слободан.

– Все обстоит великолепно, правда, мой мальчик?

– Все обстоит замечательно!

– Дело поставлено на широкую ногу, механизм давноотлажен, а моя дневная сторона никогда не сталкивается с ночной. Так и было донедавнего времени. – Алекс становится серьезным. – Пока не появилсяэтот выскочка из спецслужб.

– Фрэнки. – Воспоминание о Фрэнки разрывает мнесердце.

– Именно. Его даже в своей конторе считалиполусумасшедшим романтиком. Отстранили от нескольких дел за недетское рвение иизлишнюю впечатлительность. А потом и вовсе выкинули с работы.

– Откуда вы знаете?

– Я же говорил, Сашa! У меня много высокопоставленныхдрузей в полиции и не только. Так вот с некоторых пор этот недоумок сталвертеться вокруг меня. Все из-за одного дела, которое проходило через его руки.Что-то там было такое… Легкая зацепка. Намек на одну из моих галерей. Вот он занее и ухватился, щенок.

– Вы были знакомы с ним?

Лестница в отеле. Я и Алекс, стоящие на площадке рядом состеклянным шкафчиком. И Фрэнки, идущий по коридору с доской для серфинга наплече. Фрэнки облачен в водонепроницаемый костюм, черный, с фиолетовым отливом;волосы Фрэнки обильно смочены гелем и зачесаны назад. Узкие очки на лбу иширокие квадратные часы на запястье завершают картину.

У Фрэнки отличная фигура.

Что сказал Фрэнки? – «"Ла Скала". Я бырекомендовал вам "Ла Скала". Симпатичный ресторанчик, и кухнянеплохая. Не знаю, что вам предложат поутру, но вечером я остался доволен».

Что ответил ему Алекс? Ничего. Он только спросил у меня:«Это ваш знакомый?..»

– Мы никогда не были знакомы. Никогда не былипредставлены друг другу, мы ведь вращаемся в совершенно разных кругах. Авыцепить меня по долгу службы этому щенку не удалось. Но он, конечно, знал меняв лицо. Хотя не имел понятия, что я тоже знаю его…