Выпятив нижнюю губу, графиня медленно пожала плечами.

– Мне почти ничего не известно об Озмонде; как правило, от него ни слуху ни духу. Он любит меня немногим больше, чем судя по всему, любит вас.

– Но вы ведь не журналистка, – протянула Генриетта задумчиво.

– Ну, причин у него достаточно. И все же меня они пригласили – я буду жить у них! – Графиня улыбнулась какой-то свирепой улыбкой. Торжество ее было так безгранично, что ей и в голову не пришло посчитаться с разочарованием мисс Стэкпол, которая отнеслась к этому, недосказать, весьма снисходительно.

– Даже если бы они меня пригласили, я все равно не согласилась бы у них жить, так мне по крайней мере кажется, и я рада, что избавлена от необходимости решать. Я была бы в большом затруднении. Мне тяжело было бы отказать ей, но в ее доме я чувствовала бы себя очень неуютно. Меня вполне устраивает pension. Но дело ведь не только этом.

– В Риме сейчас очень хорошо, – сказала графиня. – Кого там только нет – бездна блестящих людей. Вы слышали когда-нибудь о лорде Уорбертоне?

– Слышала ли о нем? Я прекрасно его знаю. Вы находите его блестящим? – поинтересовалась Генриетта.

– Я с ним незнакома; но, говорят, он настоящий, что называется, grand seigneur.[160]Он ухаживает за Изабеллой.

– Ухаживает?

– Так говорят; подробностей я не знаю, – обронила небрежно графиня. – Но за Изабеллу можно не опасаться.

Генриетта очень внимательно смотрела на свою собеседницу; несколько секунд она молчала.

– Когда вы едете в Рим? – отрывисто спросила она.

– Увы, не раньше, чем через неделю.

– Я еду завтра же, – сказала Генриетта. – По-моему, мне следует поторопиться.

– Ах, как жаль; мои платья не будут еще готовы. Говорят, у Изабеллы собирается цвет общества. Но мы там с вами увидимся, я приду к вам в pension. – Генриетта сидела молча, о чем-то размышляя. Графиня же неожиданно воскликнула: – Да, но, если мы едем не вместе, вы не сможете описать нашу поездку!

Мисс Стэкпол осталась, по-видимому, глуха к этому доводу; мысли ее заняты были другим, что сказалось в следующем вопросе:

– Я не уверена, что правильно поняла вас насчет лорда Уорбертона?

– Не поняли меня? Я хотела сказать, что он очень любезен, только и всего.

– Вы считаете, что ухаживать за замужней женщиной любезно? – спросила Генриетта с какой-то невероятной отчетливостью.

Графиня сперва широко открыла глаза, потом расхохоталась.

– Но ведь все любезные мужчины только этим и занимаются! Выходите замуж, и вы сами в этом убедитесь, – добавила она.

– От одной этой мысли у меня пропадает всякая охота, – сказала мисс Стэкпол. – Мне чужие мужья не нужны, мне нужен будет только мой собственный. Вы хотите сказать, что Изабелла виновна… виновна в…? – и, подбирая слова, она замолкла.

– Виновна? Ну что вы, надеюсь, пока еще нет. Я только хочу сказать, что Озмонд невозможен, а лорд Уорбертон, если верить слухам, у них частый гость. Боюсь, вы скандализованы?

– Нет, я просто встревожена, – сказала Генриетта.

– Это не слишком лестно для Изабеллы. Вам следовало бы питать к ней больше доверия. Так вот, – быстро добавила графиня, – чтобы вас успокоить, я постараюсь его отбить.

В ответ мисс Стэкпол посмотрела на нее еще более серьезным взглядом.

– Вы не так меня поняли, – сказала она после паузы. – У меня и в мыслях не было того, что, по-видимому, предположили вы. В этом смысле я за Изабеллу не боюсь. Я только боюсь, что она несчастна. Это я и пытаюсь выяснить.

Графиня по меньшей мере раз десять качнула головой нетерпеливо и саркастически.

– Очень может быть. Но что касается меня, то я хотела бы знать, несчастен ли Озмонд.

Мисс Стэкпол уже слегка ей наскучила.

– Если она в самом деле переменилась, причина, должно быть в этом, – продолжала Генриетта.

– Вы сами все увидите, она вам скажет, – заверила ее графиня.

– Да нет, она может не сказать; этого я и боюсь.

– Ну, если только Озмонд не развлекается на обычный свой манер, уж я-то это сразу обнаружу, – успокоила ее графиня.

– Меня его развлечения не интересуют, – сказала Генриетта.

– А меня – чрезвычайно! Если Изабелла несчастна, мне ее жаль, но я ничем тут помочь не могу. Я могла бы сказать ей кое-что, от чего ей сделалось бы еще тошнее, но ничего утешительного сказать не могу. И что это ей вздумалось выходить за него замуж? Послушалась бы меня, быстро бы от него отделалась. Но так и быть, я готова простить ее, если увижу, что она в состоянии дать ему отпор. А вот если она позволяет помыкать собой, тогда не уверена даже, что у меня найдется для нее хоть капля жалости. Но этого я просто не допускаю. Раз он отравляет ей жизнь, надеюсь, она по крайней мере платит ему той же монетой.

Генриетта поднялась; упования графини, естественно, казались ей чудовищными. Она искренне верила, что не желает видеть Озмонда несчастным; да и, по правде говоря, он ни в коей мере не занимал ее воображения. В общем Генриетту весьма разочаровала графиня, чей круг мыслей оказался значительно уже, чем она думала, и даже в сих ограниченных пределах грешил пошлостью.

– Лучше бы им любить друг друга, – сказала она назидательным тоном.

– Они не могут; он не способен никого любить.

– Так я и предполагала. И от этого мне еще страшнее за Изабеллу. Нет, решено, я еду завтра.

– Изабелла не может пожаловаться на недостаток в преданных сердцах, – сказала, ослепительно улыбаясь, графиня. – Так знайте же, мне ее ничуть не жаль.

– Возможно еще, окажется, что я ей не в силах помочь, – продолжала мисс Стэкпол, как бы предпочитая не строить иллюзий.

– Но желание у вас есть, а это уже немало. Вероятно, для того вы и приехали из Америки, – добавила вдруг графиня.

– Да, мне захотелось присмотреть за ней, – ответила совершенно невозмутимо Генриетта.

Уперев в нее свои блестящие глазки, свой исполненный любопытству нос, хозяйка дома стояла и улыбалась, а ее щеки все больше и больше разгорались.

– Ах как это мило, c'est bien gentil! Это, кажется, и зовется настоящей дружбой?

– Не знаю, как это зовется. Я просто подумала, что мне лучше приехать.

– Какая она счастливица, как ей повезло, – продолжала графиня. – И вы у нее не одна, есть и другие. – Тут ее словно прорвало. – Насколько же ей больше повезло, чем мне! Я не менее несчастна, чем она, у меня очень плохой муж, он гораздо хуже Озмонда. А друзей у меня нет. Я думала, что есть, но они все куда-то подевались. Никто, ни один мужчина, ни одна женщина не сделали бы для меня то, что сделали для нее вы.