Хитрый и подлый заказчик пытается победить в малюсенькой, но очень большой для него игре. Последовательности, комбинации, движения — все сходится здесь, на Кардонии. Пасьянс почти готов.

— А ведь получится. — Теперь у Отто дрожат не только пальцы — его всего трясет. Но не от страха, нет — от возбуждения.

От понимания того, что только он, Огнедел, видит картину целиком и знает, что через пять минут изменит мир.

Бесповоротно.

— «Пытливый амуш» все еще не восстановил ход. У них проблемы с электричеством и кузелем, — доложил секретарь, наклонившись к самому уху Дагомаро. — «Дер Каттер» стоит рядом, охраняет. Из Линегарта вышел грузовой цеппель с запасными частями и ремонтной бригадой.

— Когда ремонтники доберутся до «Амуша»?

— К вечеру.

— Когда? — Крыша снята, автомобиль едет быстро, ветер и звук мотора разгоняют слова, вот Дагомаро и не расслышал ответ, несмотря на приложенные секретарем усилия.

— К вечеру!

— Очень хорошо. — Винчер медленно провел рукой по бороде. Ночь на ремонт, затем обратная дорога… — Пусть дер Даген Тур остается в тюрьме до возвращения «Амуша».

— Хорошо, синьор консул.

— Не хочу видеть его физиономию, — продолжил Дагомаро. — Особенно сейчас.

— Отлично вас понимаю, — вздохнул секретарь.

Сообщение о нападении на Махима пришло за несколько минут до того, как ушерцы собрались во Дворец. Телефонный звонок, бледные лица, растерянность: «Что же теперь будет?», вопросительные взгляды на консула и его уверенный приказ: «Вы отправляйтесь во Дворец, я еду на место преступления».

«Там может быть опасно!»

«Смеетесь? Там сейчас самое безопасное место в городе».

И Дагомаро не ошибся: складывалось впечатление, что на злополучном перекрестке толпились все полицейские Унигарта. Рядовые, офицеры и даже сам синьор Карчебрад — начальник полиции, в компании с мэром Хольчиным. От синих мундиров рябит, тем более что полицейские не стоят на месте: одни прочесывают окрестности в поисках улик, другие осматривают и описывают тела, фотографируют, зарисовывают, опрашивают свидетелей. Тут же репортеры, слетевшиеся на запах крови и беды. Улицы перекрыты, полно автомобилей, грузовиков, фургонов, пролеток, закрытых карет — приехавших по делу и случайно попавших в бедлам. Крики, ругань, толкотня… Но только не для Дагомаро, дорогу которому прокладывал сам Карчебрад.

— К счастью, все обошлось, синьор консул. На этот раз полиция сработала отлично!

Распространяться о том, что удивительная расторопность объяснялась анонимным сообщением, начальник полиции не стал.

— Преступники?

— Почти все убиты. Но одного мы взяли живым!

Карчебрад светится так, словно его подчиненные совершили эпический подвиг. Впрочем, поимка помощника неуловимого Огнедела и в самом деле была вехой для провинциальной планеты.

— Я горжусь вами, синьор Карчебрад. Блестящая работа.

— Спасибо, консул!

Махим обнаружился в карете медиков. Взвинченный — а кто бы остался спокоен после покушения? — растрепанный, с поцарапанным пулей плечом, на которое уже наложили повязку, и горящими глазами.

— Я приехал, как только узнал, — не здороваясь произнес Винчер.

И мэр, и начальник полиции ожидали яростного вопля и были поражены, увидев на лице приотского консула дружелюбную улыбку:

— Спасибо.

— Не за что… Гм… — Судя по всему, ласковый прием стал для Дагомаро не меньшей неожиданностью, чем для мэра и полицейского. Он в замешательстве погладил бороду, еще раз откашлялся и осведомился: — Как ты?

— Синьоры, вы нас не оставите? — Махим многозначительно посмотрел на Карчебрада и Хольчина. — Спасибо. — Дождался, когда следом карету покинут медикус с медсестрой, и вновь обратился к Дагомаро: — Я хочу договориться.

— О чем?

— Не юродствуй. — Консул Приоты тяжело вздохнул. — Я говорил вчера с Лилиан, и она… Нет, не только она — все сразу. Я задумался над тем, что будет дальше, сколько крови прольется в дурацкой войне за то, чтобы Компания прибрала к рукам твои заводы. Я понял, что был глуп, предательски глуп, понял, что отдаю планету галанитам, я… — Махим посмотрел Дагомаро в глаза: — Я хочу договориться.

И вздрогнул, увидев равнодушие в ответном взгляде. И вздрогнул, услышав в ответ на выстраданное предложение неожиданный и короткий ответ:

— Поздно.

И не сразу понял, о чем идет речь:

— Внутри Генерального штаба есть противники войны, я назначу их на первые роли, выгоню из правительства всех, кто связан с Компанией. Мы все остановим, войны не будет!

— Поздно, — повторил Дагомаро.

И до Махима наконец дошло, что ему отказывают.

— Почему?

— Потому что Компания поставляла тебе оружие не за красивые глаза, — холодно объяснил Винчер. — Ты надеялся расплатиться нашей промышленностью и увяз в кредитах.

— Я верну им оружие.

— Они не возьмут. Я бы, к примеру, ни за что не взял. — Дагомаро зевнул.

— Лучше платить золотом, чем кровью, — дрожащим голосом произнес Арбор.

Это тоже было предложение: помоги расплатиться с Компанией, пусть Приота будет должна Ушеру. Однако оно было отвергнуто.

— У тебя нет золота, — напомнил Винчер. — А спасать тебя слишком дорого.

— Но…

— К тому же ты не понимаешь, как изменил Приоту. Ты сломал старую систему и создал новую, в которой ты — марионетка. Допустим, я тебе помогу, выкуплю долги, но завтра тебя демократически сменят, в консулы выдвинут совершеннейшую куклу, что-нибудь вроде твоего секретаря, и все вернется к нынешнему положению вещей. За тем исключением, что Ушер потеряет деньги.

— Значит, война? — растерялся Махим.

— Единственный способ уйти от долгов, которые ты наделал, — ликвидировать Приоту как самостоятельное государство, — твердо ответил Дагомаро. — Никакой преемственности: захват и формирование новых властных институтов, которые не признают твои долги. — Консул помолчал. — Это бизнес, а не война, только внешнее управление Приотой спасет Кардонию от рабства.

Тысячи погибших, тысячи раненых, города в огне, народ… Народ, который его выбрал. Проигравший войну народ. Каким он запомнит своего консула?

— Никакой войны! Мы должны договориться!

Ответить Дагомаро не успел: дверца кареты распахнулась, и собеседники увидели растерянного Хольчина:

— Синьор консул… Синьоры консулы… Там…

— Что случилось?!

Мэр поднес дрожащую руку ко рту, убрал ее, испуганно глядя на консулов, и пролепетал:

— Беда!