желя будет перечислять названия мышц и рассказывать о том, какие упражнения им необходимы, — её голос будет звучать, как первые звуки, появившиеся ещё тогда, когда не существовало ни одного уха, способного их услышать, и разума, чтобы их понять, — эти звуки, меняющие всё, как по волшебству, зажигающие звезды, лепящие из атомов, как из глины, делающие из неживой материи живую, будут творить меня с самого начала снова и снова, поэтому я никогда не узнаю смерти, то есть смерть никогда не захватит меня полностью, а будет лишь маленькой частью меня, — словно невидимый киль корабля, погруженный в воду, подпирающий его снизу и делающий его устойчивым во время шторма.

Главный Визионер улетал от Хранителей на скоростном лифте с каким-то странным чувством, словно он — пробка, которая очень долго удерживала шампанское в бутылке, но вот чья-то рука сняла металлическое мюзле, слегка надавила пальцем, и напор вышиб его вон! Теперь ему осталось только одно — лететь в неизвестном направлении, где-нибудь упасть и провести остаток дней никому не нужным в безвестности. как бы не пролететь мимо жели! а ведь надо ещё встретиться с водовым и узнать от этого пройдохи третью тайну. что он там приготовил? какую бомбу припас для меня напоследок? да ну его в баню! обойдусь без третьей тайны! пока могу хоть как-то повлиять на свой полёт, как пробки, вылетевшей из бутылки, направлю себя в зал синхронной тяжёлой атлетики.

Но на выходе из лифта Три Д нос к носу столкнулся с Водовым — этот хитрован словно поджидал его, и не просто где-то в сторонке, как обычно, на грани, так сказать, заметности, в любой момент готовый совсем исчезнуть или приблизиться по надобности, а предстал прямо за распахнувшимися дверями, и в сторону отступить не захотел, так что Главному Визионеру пришлось боком двигаться, чтобы выйти из лифта, — даже появилась крамольная мысль — уж не задумал ли водов какую-нибудь пакость? с него теперь стенется. и охрана, как назло куда-то делась.

С трудом протиснувшись в щель между пресс-секретарем и лифтовым косяком, Три Д огляделся в надежде увидеть Хряпу или Саню-чёрта, чтобы натравить их на Водова, который, явно, был не в себе и творил что-то из ряда вон выходящее, но их нигде не было видно. ладно, ничего, главное, что водов пока не агрессивен, не стреляет из пистолета, не тычет ножом, не бьёт кулаками или молотком по голове, не хватается за горло, не царапается и не кусается, просто напирает, как танк, наползает, словно хочет в меня проникнуть.

Главный Визионер с трудом передвигался по коридору в сторону входа в Зал синхронной тяжёлой атлетики, — приходилось обеими руками отпихивать от себя пресс-секретаря, рукоприкладством заниматься не хотелось, тем более применять давно забытые приёмы борьбы, да и вряд ли Водова могло бы что-то остановить, кроме пули в голову или ножа в сердце, но под рукой у Три Д не было необходимых инструментов для устранения угрозы, а в случае рукопашной схватки он вряд ли одолел бы высокого и кряжистого Водова, поэтому приходилось действовать осторожно, мягкой силой и вкрадчивыми словами:

— Не пойти ли тебе к врачу, Водов? Ты, явно, себя плохо чувствуешь. Не напирай так на меня, а то, не ровен час, зарожусь от тебя.

— Я — круги на воде, — бормотал Водов, а взгляд-то при этом имел вполне трезвый и осмысленный. И не оставлял попыток сократить до минимума расстояние между собой и Три Д. — Я — эхо в пещере. Того, кто кинул камень в воду и вошёл в пещеру, давно нет, может быть, и никогда не было. А круги всё расходятся по воде и эхо всё звучит в пещере, но — всё тише, всё медленнее, всё слабее. Скоро совсем сгладится, и ничего не останется. Ничего!

— Глупости всё это! Ты мой пресс-секретарь Водов, а не круги на воде и не эхо в пещере. И никуда ты не исчезнешь. Даже не надейся.

Три Д абсолютно не верил ни в смысл своих слов, ни в сами слова, ни в того, кто их слушает, но они были необходимы, как весла в лодке, которую несёт течение, — без них вообще не было надежды добраться до берега, — заветной двери в Зал синхронной тяжёлой атлетики, за которой его, несомненно, ждала Желя. Каждый следующий шаг давался труднее предыдущего, потому что Водов наседал всё настырнее, примагничивался всё сильнее, приходилось прилагать максимум усилий, чтобы от него отстраняться. В какой-то момент Три Д даже отчаялся добраться до Жели, — на движение вперёд сил не осталось. А ведь до двери было — рукой подать.

— Ты же хотел мне сегодня какую-то свою тайну поведать, — запыхавшись, пробормотал Главный Визионер, упираясь обеими руками в грудь Водова, которая была, как железобетонная плита. И шагу ступить больше нельзя было.

— Хотел… — железобетонная плита вдруг перестала давить, повисла на стропах, невидимый крановщик остановил её спуск. Глаза Водова подёрнулись дымкой, словно их заполнила какая-то мутная жидкость. Может быть, он пытался вернуться к самому себе. — Это очень большая тайна. Я скрывал её от вас с самого первого дня нашего знакомства. Если бы я открыл её вам тогда, всё изменилось бы, всё сложилось бы по-другому…

Три Д еле заметно переступал с ноги на ногу, потихоньку пятясь к двери в Зал, Водов не отставал, но и не давил всей своей массой.

— Эта тайна проста, очень проста… Мы с вами не должны существовать. Мы — ошибка, погрешность вселенной. Я это понял давным-давно, и надо было ещё тогда, не откладывая в долгий ящик, убить вас и себя…

— Так в чём же дело? Почему не убил?

— Потому что я — ошибка. Не будь я ошибкой, я бы убил. Но это невозможно по определению.

Три Д спиной уперся во что-то, нащупал ручку, нажал на неё. Дверь удивительно легко начала приоткрываться, — как по маслу, как будто изнутри её кто-то помогал открывать. Желя!

— Вот что я тебе скажу! — с воодушевлением воскликнул Три Д, поняв, что ему всё-таки удалось добраться до Жели! Она ждала его, она помогала ему открыть дверь, и осталось сделать всего один шаг, всего один рывок, чтобы оказаться в её руках. — Ты — действительно ошибка и погрешность вселенной! Мерзкая субстанция, которой не должно существовать. Ты — пластилиновая болванка, из которой скульптор по пьяни слепил отвратного монстра, а когда проспался, то смял тебя потными руками в кучу, вонючую и бесформенную! В тебе нет ничего правильного, хорошего и правдивого. Ты состоишь из лжи,