Но дабы немного снизить градус повествования, мы вспомним, в продолжение хрущёвской темы, совсем другую историю. Как-то в Подмосковье на встрече писателей с Хрущёвым генеральный, уже пьяный, подошёл к Леонову и сказал: «А ваших книг я не читал! Если бы я их читал — меня бы выгнали давно. Я только нужные книги смотрю… Но в молодости, помню, читал я книгу о Бове Королевиче, вот это была вещ-щь!.. До сих пор помню…»

Киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» была задумана во время поездки в США, в феврале — марте 1959 года.

Первое ощущение от Америки было, как и для всякого советского человека, несколько обескураживающим: страна выглядела как огромная витрина — сияющая, разноцветная, преисполненная всевозможных соблазнов.

«А прошло полторы недели — и ощущение пустоты», — говорил по возвращении оттуда Леонов, и, думается, вовсе не кривил душой. Человек он был далеко не молодой, заморских стран повидал достаточно, и едва ли самый вид американского довольства смог перевернуть его душу.

Но когда Леонов после первой поездки сказал литературоведу Владимиру Аникину, что «снова в США не поехал бы», — он в итоге обманул сам себя: потому что поехал ровно через год.

Правда, здесь уже был другой интерес: задумана киноповесть о жизни в «мире капитала», надо добрать материала; тут и оказия подвернулась с писательской делегацией ещё раз махнуть через океан. К тому же, как мы помним, в 1960 году в США вышел леоновский «Вор». За который ему, кстати, американские издатели не заплатили вообще ничего. Сначала предложили бесплатно взять в издательском магазине книг на 75 долларов, потом перезвонили и уточнили: нет, на 50…

Впечатления о США у Леонова были, в общем, традиционны для всякого русского писателя. В наиболее последовательном виде их изложил ещё Сергей Есенин в отличном очерке «Железный Миргород», потом Ильфом и Петровым была написана книга «Одноэтажная Америка»; ну и так далее.

Было понятно, что мир хоть по одну сторону океана, хоть по вторую, нуждается в переделке. Леонов общался тогда с драматургом Артуром Миллером, и в этом они сошлись.

«Встречалось много разных людей: умные, умеют слушать, но без витамина, — рассказывал Леонов об американцах. — Их предки вывезли из Европы рубанки, молотки и не взяли с собой ничего, что годится для жизни духа… Нет у них сумасшедшинки, блеска в глазах, как у европейцев… Рационализм, делячество!.. И нам это угрожает!»

Старик был прозорлив, спору нет.

В том же 1960 году, уже вернувшись в СССР, посетовал: «Меня никто не спросил, что я видел в Америке и что думаю об этом… особенно те, от кого зависит многое».

А спросить бы стоило.

Киноповесть «Бегство мистера Мак-Кинли» только по очень внешним признакам имеет отношение к той «антиимпериалистической» борьбе Страны Советов с заокеанским недругом, в которой посильно принимали участие и писатели.

Ну да, действие происходит в некоей западной стране, однако на США в тексте прямо не указывается нигде.

Главный герой киноповести — клерк Мак-Кинли, пребывающий в постоянном ужасе от предстоящей мировой войны. Он одержим любовью к детям, мечтает о большом и радостном семействе, но не в силах переступить через свои маниакальные страхи. В своё время ему довелось воевать в Африке, и он насмотрелся там на мёртвых детей, у которых были — как болезненно точно определил в тексте Леонов — «суровые прокурорские лица»; сам он тоже видел подобное в Отечественную.

Одновременно некий Сэм Боулдер создаёт разветвлённую сеть сальваториев — оборудованных схронов, где желающие могут быть усыплены специальным коллоидным газом на любой желательный срок, хоть на тысячелетие.

Мак-Кинли, будучи приглашённым в один из сальваториев, чтобы ознакомиться с его работой, пытается обманом проникнуть в коллоидную камеру: он жаждет исчезнуть из страшного мира и очнуться в чудесном будущем.

Обман обнаруживается; Мак-Кинли буквально выбрасывают из сальватория на помойку.

Теперь он озабочен сбором необходимых средств для того, чтобы честно купить себе место в сальватории. В долг никто не даёт, ограбление пьяного не удаётся… Но тут вспоминается случайно подслушанный разговор молодых людей в кафе: один из них пересказывает роман «какого-то поляка», где нуждающийся в деньгах студент убивает топором богатую старуху. Причём топор как орудие убийства молодые люди находят вполне приемлемым и доныне: используя его, вполне можно сойти за сумасшедшего.

Вскоре Мак-Кинли случайно знакомится с богатой немолодой женщиной и начинает за ней ухаживать.

Тем временем Сэма Боулдера вызывают в сенат, обвиняя его в том, что сальватории задумали в Москве с целью посеять панику в стане противника и заодно в буквальном смысле усыпить часть интеллектуальных элит.

И здесь, наконец, выясняется, в чьё обличие Леонов спрятался со своей философией на этот раз. Конечно же в язвительного и саркастичного старика, разочарованного в человечине — и в то же время исповедующего принципы мироустройства, равноудалённые от любой социальной доктрины, будь то социализм или капитализм.

«Я работаю не от Кремля», — восклицает Боулдер; и это слова, которые вполне мог произнести герой нашей книги.

Боулдер описывает, как нам думается, личные впечатления Леонова от перелёта в США.

«Я получил вашу Вздорную повестку и сперва этово… — начинает Боулдер, — мне уже вредно, мне нельзя самолёт, хе-хе… в небо мне уж дозволительно только с ангелом. Но тут мне дали проглотить что-то такое, продолговатое, и вот… (Долгая пауза.) Когда мне не дремалось, то я глядел оттуда сквозь облачную дымку на все эти плывущие города и башни и думал: так почему же оно так прочно? Их жгут века подряд, взрывают, а они всё стоят… я спрашивал себя: почему?., из камня и стали? Нет. А потому, господа, что оно сделано из живой человеческой души. Из вздоха нашего, из мечты, из надежды… как будто даже из ничего. Вот почему книги живут дольше железа… „Так что же сегодня нужно прежде всего для спасения мира?“ — думал я, плывя в поднебесье».

И продолжает: «Приготовьтесь, я вам скажу сейчас очень смешную, даже непристойную в таком месте вещь: чистая душа, господа… (Махнув рукою.) А впрочем, всё равно: потом приходит шальной наследник, балбес, голова винтом… и опять пепел, неоплаканный пепел летит по ветру! (В ответ на шелест переспросов, прокатившийся по залу.) Я сказал: по ветру, пепел… господа. (Длительная пауза, старик что-то жует.) В дороге я имел также удовольствие слушать; летел и слушал, этово… ну, ваши огненные речи, господа! И тоже — где я был назван организатором всемирного дезертирства с поля чести, хе-хе, хотя (грозя пальцем и с дробным смешком)… хотя у всех вас давно уже куплено по билету в мои сальватории, шельмецы! С пожара первыми убегают те, кто раньше узнал про огонь: поджигатели. Но одно, пожалуй, верно: старик стоит у трапа и неистово торопит всех, чтобы скорее всходили на мой корабль… отплывающий куда-то корабль. Признаться, я и сам не знаю куда! Но почему же он поступает так, этот чёртов, совратительный старик? Почему? Может быть, за свою долгую жизнь старый Сэм так полюбил людей, что решил хоть что-нибудь сберечь от предстоящего костра? Сомнительно. Мне слишком много про всех вас известно, чтобы жалеть. Нет… а просто хочу закинуть впрок, по ту сторону завтра, немножко наших идей, памяти о прошлом и ещё кое-чего для постройки шалаша на первое время… там. Для кого, я и сам не знаю».