Он заранее описал нам свои намерения, и поначалу всё походило на то, что он так всё и сделает. По его словам, он хотел выждать, когда герцог со своим отрядом приблизится, а потом на его пути обрушатся вниз брёвна и камни, желательно в самый последний момент, так он сможет преградить герцогу путь и дать ему понять, что никому не позволено скакать через владения швицеров, если швицерам это не по вкусу. Так звучала правда, но, как нам известно из многих историй, разница между правдой и ложью совсем не велика. У дяди Алисия это расстояние было всего в пару сотен шагов, можно было списать произошедшее почти на оплошность, но то была не оплошность, а дьявольский умысел. Когда это произошло, он сказал: «Оп-пля!» Я так и представляю себе, что дьявол тоже говорит «оп-пля!», когда кто-нибудь из-за него ломает себе шею. Просто всего лишь «оп-пля», и он бежит вниз по узкой тропинке и при этом смеётся. Мне всё ещё слышался тот смех, когда я уже не мог его слышать на самом деле. Потому что вопли заглушали всякий смех. Хотел бы я сказать Алисию, что он чёрт, но он бы только гордился этим. Так, как он гордится каждым убитым, который лежит теперь в болоте.

Он чёрт, он разбойник и убийца, а он считает себя героем. Они все считают себя героями. Но то был не подвиг.

Дело было так.

Прямо над склоном с подготовленными брёвнами и камнями есть выступ скалы, откуда через кусты хорошо просматривается дорога, но не в сторону Главного озера, оно-то прямо под нами, а в сторону Эгери. Сам наблюдатель остаётся невидим. На этой скале и встал Алисий, опираясь на свою полубарду, как опирался святой Георгий на своё копьё, когда перед битвой с драконом молился о небесной помощи, и из облака на него упал божественный луч, благословляя его. Я это видел в Ури на одной картине в церкви.

– Полководцы всегда наблюдают за битвой с холма, – объявил Алисий, и я подумал: «Когда он говорит „битва“, это ещё одно из его преувеличений», но он именно так и считал. И оружие при себе он имел не просто чтобы покрасоваться, а чтобы пустить его в дело.

Но обо всём этом я тогда ещё ничего не знал, иначе бы не вёл себя так послушно, как он мне приказал. Хотя: если бы я отказался, это бы ничего не изменило. Лавину голыми руками не удержишь.

Дядя Алисий приказал стоять рядом с ним, чтобы я мог видеть всё так, как видит он, это важно для летописцев.

– В конце концов, ты ведь тот человек, который потом всё это запишет, – сказал он, притом что я вообще не умел писать.

Гени он тоже призвал сюда, в его случае только из подлости, чтобы показать ему, кто из них двоих окажется победителем. Сегодня он хотел торжествовать не только над герцогом и над фон Хомбергом, но и над своим племянником, который посмел когда-то выгнать из дома его, урядника Алисия.

Он запланировал дело, о котором нельзя говорить заранее, и оно должно было сработать с первой попытки. Но в солдатах он научился тщательно готовиться к битве. У каждой загородки с брёвнами и с камнями были выставлены по два человека с топорами. Как только колонелло отдаст им приказ, они срубят сдерживающие колья, и брёвна с камнями покатятся вниз. То были не испытанные бойцы, гордость Алисия, а парни, что всё это время оставались в лагере и не имели другого боевого опыта, кроме драк деревня на деревню. Из опытных солдат, которые якобы должны были появиться здесь для подкрепления, я не видел ни одного и считал упоминание о них хвастовством Алисия. Но он не соврал и в этом случае, а всего лишь поставил правду с ног на голову. Чтобы наперёд знать, что он запланировал на самом деле, надо было уметь думать так же, как он. Но если ты умеешь так думать, тогда ты сам и есть чёрт.

Вначале было слышно, как люди переговариваются друг с другом, потом Алисий приказал молчать. Но стихло не сразу, потому что свои приказы он по-прежнему отдавал по-итальянски, и не все поняли, что означает его «Silenzio![46]». Наконец все замолкли, было слышно только, как ветер шумит в деревьях.

Не знаю, сколько мы так простояли неподвижно, наверняка мне это показалось дольше, чем было в действительности. Один раз меня вспугнуло постукивание, но это всего лишь дядя Алисий барабанил ногтями по своему глазному клапану. Это был единственный признак волнения, который можно было в нём заметить.

Потом послышался крик сыча, издалека, и люди встрепенулись, как будто каждого кто-то тронул. Второго крика пришлось ждать довольно долго, так что про первый уже подумали, что то кричал настоящий сыч, хотя днём их обычно не услышишь. Но потом всё-таки последовал и второй крик, а вскоре за ним и третий. Алисий опять отдал итальянскую команду. «Pronti![47]» – крикнул он. На сей раз все его поняли и подняли свои топоры, готовые рубить колья. Наверняка он уже упражнялся с ними.

Отряд, приближавшийся внизу по дороге, был небольшой, но зато впечатляющий. Тогда в монастыре рыцари по сравнению с этими больше походили на конюхов. Чего стоил один только знаменосец, который нёс флаг с красным львом, вставшим на задние лапы. Он был разодет так, как я ещё никогда прежде не видел. Они ехали шагом, неторопливо, с ними были и пешие, и им не приходилось бежать. Вслед за знаменосцем гарцевал сам герцог, не на боевом рысаке, как можно было ожидать, а на изящной сивой лошади; она двигалась, как мне ещё никогда не приходилось видеть: при каждом шаге высоко поднимала передние ноги, будто танцевала. В гриву лошади были вплетены цветные шнуры, а попона под седлом свисала чуть ли не до земли. На герцоге был жёлто-красный камзол, это цвета Габсбургов, а мантия поверх камзола была из белого меха с чёрными пёрышками, не представляю, от какого зверя этот мех. За ним ехали на чёрных лошадях всадники с фанфарами, но не играли, а упирали инструмент в бедро; я думаю, они получали сигнал дуть в фанфары, только когда процессия вступала в деревню или в город а здесь, у Главного озера, как они, наверное, думали, никто не живёт и некого оповещать о своём прибытии. За ними ехали три всадника в длинных красно-жёлтых накидках, со