Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На сторону тех, кто критиковал подобные злоупотребления, встал и Рэли. «Мне не по душе, — говорил он, — что до ушей наших врагов испанцев могут дойти слухи, будто мы торгуем собственными горшками и кастрюлями, чтобы отдать долги. Можете, если угодно, звать это политикой… я же вижу в этом признак обнищания государства». Он также поддержал критику придворных и крупных землевладельцев, уклонявшихся от налогов. По его утверждению, владельцы поместий стоимостью в 3000–4000 фунтов регулярно занижали их стоимость до 30–40 фунтов, лишь бы не платить налоги, «а это даже не сотая часть наших богатств»[1389].
На эти претензии Сесил, который, как известно сегодня, также не был чужд некоторым прегрешениям в налоговой сфере, уклончиво ответил:
Что касается информирования испанцев о продаже нами горшков и кастрюль, что, невзирая на возражения джентльмена, сидящего по левую руку от меня [Рэли], является вопросом политики, я сказал бы, что высказанное мнение верно; однако же, говоря так, я допустил бы ошибку, ведь я также считаю, что любому испанцу следует знать, что каждый англичанин готов продать последний горшок, кастрюлю и все остальное, чем он владеет, лишь бы не допустить врага на свою землю. Я не утверждаю, однако, что испанцам непременно следует знать, что мы и вправду продаем их; я лишь хочу сказать, что им стоило бы видеть нашу готовность сделать это (пусть даже мы не имеем в подобной продаже насущной необходимости); при этом им совершенно точно не следует показывать, что мы бедны и потому продаем свое имущество, или же что мы по каким-либо причинам вынуждены его продавать. Впрочем, как я полагаю, о последнем речи не идет и идти не будет[1390].
Затем внимание членов парламента привлек другой, не менее животрепещущий вопрос — выдаваемые королевой гранты на монополии. Некоторые из этих монополий представляли собой аналоги того, что мы сегодня называем патентами, и действительно защищали права изобретателей и производителей товаров, однако большинство из них служили лишь одной цели — позволяли их обладателям спекулировать на прибыльных товарах, непомерно взвинчивая цены. Некоторые гранты предоставляли своим бенефициарам исключительное право на торговлю отдельными товарами, что позволяло им вымогать у ремесленников немалые суммы за необходимые тем лицензии. Королева раздавала такие гранты придворным в награду за особые заслуги перед короной, кроме того, они нередко использовались в качестве выплат по долговым обязательствам или вовсе бесстыдно продавались любому, кто мог предложить самую высокую ренту за пользование ими[1391].
Как известно, монополии раздавались королевой на такие виды деятельности, как производство пива на экспорт, импорт черного изюма, производство бумаги, стекла, крахмала, бутылок, селитры и фетровых шляп. Монополисты регулировали торговлю такими товарами первой необходимости, как: соль, свинец, олово, семена аниса, уксус, тюлений и китовый жир, — а также контролировали производство дубленой кожи, обжиг угля, копчение сардин, засолку и консервацию рыбы и т. д. Среди грантов, выданных Елизаветой в качестве вознаграждения придворным, пожалованная Рэли монополия на розничную продажу вин и продажу лицензий виноторговцам, предоставленное доктору Лопесу исключительное право на импорт и продажу некоторых широко применяемых медицинских препаратов, а также выданный Эдуарду Дарси, придворному и члену Тайного совета, доставившему в Тауэр окончательные инструкции относительно казни Эссекса, грант на импорт, производство и продажу игральных карт[1392].
Выдача грантов основывалась исключительно на королевской прерогативе, а потому связанные с ними споры не могли рассматриваться рядовыми судами без согласия самой королевы. Зимой 1598 года после ряда жалоб королева приостановила действие примерно пятнадцати монополий и выразила намерение пересмотреть их условия, однако в конечном итоге никаких конкретных действий в связи с этим так и не предприняла. Более того, жалобщики были принуждены принести извинения за свое недовольство и молить королеву о прощении ввиду того, что исключительное право на выдачу грантов было «роскошнейшим из цветов в Ее венце и драгоценнейшей из жемчужин в Ее короне»[1393]. На страже интересов бенефициаров стояли тайные советники и вся Звездная палата. Так, например, незадолго до созыва парламента в 1601 году в суд по гражданским делам был подан иск о проверке законности предоставления Дарси монополии на продажу игральных карт, однако, стоило Дарси сообщить об этом Елизавете, она тут же приказала тайным советникам направить сэру Эдмунду Андерсону, главному судье палаты общин, так называемое «письмо о содействии» с приказом немедленно прекратить слушания, и рассмотрение дела завершилось, не успев начаться[1394].
Обстановка еще более накалилась, когда некоторые члены палаты общин представили проекты нового закона о монополиях и потребовали зачитать их вслух. Спикер попытался этому воспрепятствовать, однако тем самым лишь вызвал в членах палаты еще большую злость, и в конце концов одному из проектов дали зеленый свет[1395]. По заявлению Фрэнсиса Мура, юриста из Беркшира, «я не могу ни выразить словами, ни постичь сердцем все те великие беды, которые монополии навлекают на город и страну, которым я служу. Общая прибыль из-за них оседает в карманах отдельных лиц, остальных же подданных Ее Величества они ведут к нищете и загоняют в кабалу». В своей речи Мур подошел опасно близко к критике в адрес королевы: «Господин спикер, я вынужден смиренно заявить: ни одно из прошлых или нынешних деяний Ее Величества я не могу назвать более унижающим Ее достоинство или более гнусным по отношению к Ее подданным или более угрожающим интересам отечества, чем выдача этих монополий»[1396].