Во второй половине дня в воскресенье 9 марта 1600 года уполномоченный представитель эрцгерцога Лодевейк Веррейкен прибыл в Ричмондский дворец и обратился к королеве с просьбой об аудиенции[1367]. Однако, к его изумлению, Елизавета оказала ему весьма жесткий прием, выказав неприкрытое раздражение. Виной тому, впрочем, были действия самого Веррейкена: накануне переговоров вместо того, чтобы готовиться, излишне самоуверенный посланец предпочел хорошо провести время в компании лорда Бакхёрста и даже успел посмотреть постановку первой части шекспировского «Генриха IV»[1368].

Снисходительная манера изложения Веррейкена, который вел себя так, будто подписание мира — вопрос решенный и особых обсуждений не стоящий, Елизавету глубоко возмутила. Сперва королева придралась к тому, что на рекомендательных письмах посланника, подписанных Альбрехтом, нет подписи Филиппа. Затем она нарочито резко сменила тему и поинтересовалась у Веррейкена, как справляется инфанта после переезда из Эскориала в холодный Брюссель, где стоит такая отвратительная погода[1369]. После этого в переговоры вступили Сесил, Ноттингем и Бакхёрст, не оставившие от предложений голландца камня на камне. Веррейкен потребовал, чтобы все остававшиеся в Нидерландах королевские вспомогательные войска были отозваны с территории его страны, а также заявил, что вся торговля между англичанами и голландцами должна быть приостановлена, но слова его были встречены оглушительным молчанием. Желая понять, имеет ли смысл вообще продолжать обсуждение возможного мира, тайные советники поинтересовались, позволит ли Филипп английским судам свободно проходить по его территориям для торговли с Ост-Индией, однако Веррейкен этого пообещать не мог, как не мог гарантировать и того, что испанцы не станут оказывать помощь мятежникам Тирона[1370].

Веррейкен был отправлен обратно в Брюссель с убедительной просьбой к эрцгерцогу коренным образом пересмотреть условия мирного соглашения и дать королеве ответ не позднее чем через месяц. Результатом этого стали знаменитые майские мирные переговоры в Булони, в ходе которых испанские, фламандские и английские делегаты наконец сели за один стол[1371]. Голландцы ждали исхода встречи с замиранием сердца, но вся эта затея с самого начала была обречена на провал. Сэр Генри Невилл, новый посол Англии во Франции и глава английской делегации, получил от Елизаветы письменные инструкции на десяти листах, в которых ясно говорилось: ни о возвращении вспомогательных войск, ни о мирном соглашении, что явилось бы враждебным шагом в отношении Голландии, речи идти не может. Кроме того, Невиллу было поручено особо обозначить, что решение Испании по вопросу предоставления англичанам свободного прохода в Ост-Индию будет рассматриваться как лакмусовая бумажка, призванная выявить, «поистине ли дружественны» намерения Испании. Без выполнения этого условия две страны должны оставаться в состоянии войны[1372].

Как только стало понятно, что заключение мира вновь откладывается, Филипп вплотную занялся разработкой новых планов вторжения в Ирландию, где Маунтджой продолжал оттеснять мятежников в их родной Ольстер. Не успели испанские делегаты отбыть из Булони в Брюссель, Тирон, за голову которого была назначена награда в размере 4000 марок (2,6 млн фунтов — в переводе на сегодняшние деньги), открыто воззвал к испанцам о помощи. Филипп безотлагательно приступил к обсуждению этого вопроса со своими советниками, и ответ их был однозначным и единодушным: «Мы полагаем, что защита этих католиков и помощь им станет для Вашего Величества деянием, вне всякого сомнения, достойным. Ваше Величество сумеет отплатить королеве ее же монетой за все, что совершает она руками мятежников в Голландии и Зеландии, и обойтись при этом лишь малой кровью»[1373]. Хуан де Идиакес, — один из сторонников жесткой политики, в свое время вдохновивший португальского двойного агента Мануэля де Андрада на идею отравить Елизавету руками доктора Лопеса, — настаивал на том, что испанцам удастся поставить королеву на колени, если они направят в Южную Ирландию пятую Армаду. Другие советники призывали к осторожности: Испании едва хватало денег на оплату экспедиции войска эрцгерцога, и опрометчивое решение о начале военного похода могло поставить под угрозу все, что Филипп надеялся защитить[1374].

И все же Филипп занял сторону Идиакеса. Ближе к концу августа 1601 года пятая Армада вышла из Лиссабона и направилась к берегам Ирландии. В ее состав вошло 33 судна, в том числе 19 боевых кораблей и 14 оснащенных оружием торговых и транспортных судов, на борту которых в общей сложности находилось 4500 солдат под командованием дона Хуана дель Агилы. И уже с первого дня своего путешествия экспедиция, казалось, была проклята. Многие из солдат были иностранцами, взятыми в плен на захваченных в последнюю минуту иностранных судах и принужденными к службе в войсках испанского короля, а потому не понимали своих офицеров и не были верны ни королю, ни его делу. Один из командующих Агилы жаловался, что, «когда дошло до дела, мне пришлось отдавать куда больше сил защите не от неприятеля, а от тех, кого я привел за собой в составе Армады… Стоило нам оказаться в Ирландии, многие из них тут же бросили меня и перешли на сторону врага»[1375].

Неразберихе в войсках способствовали также нехватка продовольствия и разногласия командиров относительно маршрута Армады. Могли ли испанцы позволить себе долгий рискованный поход в Ольстер вокруг западного берега Ирландии через Атлантику, зная, что запасы их наверняка закончатся раньше, чем они достигнут цели, или же им стоило отважиться на более быстрый и безопасный переход по южным водам между занятыми вражескими войсками Корком и Уотерфордом, где Агиле еще до того, как он сможет объединить силы с повстанцами, пришлось бы ввязаться в почти безнадежное противостояние с врагом?[1376]