Впрочем, доллары тут не ходили – только золотой песок. Его носили с собой в мешочках. Даже за выпивку в барах платили, отмеряя щепотку, и во всем городе не найти было прилавка без весов. За все нужно было платить песком, а у меня его не было, как и долларов. Я заехал в отель и достал золотые часы, от которых своротил нос миннеконжу. Неотесанный тевтон за стойкой посмотрел на них, на меня, бородатого и в замше, и подозрительно хмыкнул.

– Отткута ты взятть этто?

Принял меня за джентльмена с большой дороги, выходит. Я указал на выгравированные инициалы и сообщил на чистейшем лондонском диалекте, что вещь моя. Немец поворчал, потом нехотя отсыпал мне золота на тридцать долларов. Я подписал квитанцию и через десять минут уже дремал в горячей ванне, избавляясь от грязи и усталости, а в голове вертелся хоровод отрывочных воспоминаний. «Дальний Запад», перевязанный глаз миссис Кэнди, Куртка со своими дружками, вонючая духота типи, Ходящая В Одеяле, перерезающая ремни ножом, кровавая резня на склоне… меднокожие тела… крики, выстрелы, блеск стали… гремучка в траве… Кастер, кидающий мне «бульдог»… «Эге, полковник! Далековато отсюда до Конной гвардии»… гнедой падает подо мной… размалеванная рожа под бизоньим шлемом… «Не шевелись, что бы ни случилось!»… мрачное красивое лицо, расплывающееся в лукавой ухмылке… «Здравствуй, папочка!»… его ладонь в моей… Фрэнк… Фрэнк…

Проснулся я в холодной воде, полуокоченевший. Кто-то громыхал в дверь, интересуясь, не намерен ли я всю ночь проторчать в этой треклятой ванне?

Добрая отбивная привела меня в чувство, и я сидел в шумном холле-столовой, уставший вусмерть, но довольный, и думал, стоит ли заказывать порцию бренди по здешним сумасшедшим ценам. Я погрузился в счастливые мечты про то, как еще до конца недели воссоединюсь в Филадельфии с Элспет, как вдруг увидел свои часы, которые кто-то раскачивал не цепочке прямо перед моим носом. Подняв глаза, я узрел человека, которого не встречал уже десять лет. Высокий малый в широкополой шляпе и пестром жилете, с длинными волосами и не менее длинными усами, тщательно расчесанными, улыбался, глядя на меня сверху вниз. Он громко рассмеялся, а я вскочил и от души пожал ему руку. Обменявшись любезностями в виде радостных воплей и похлопывания по плечу, мы заказали выпивку и уселись друг напротив друга.

– Гарри, приятель! – восклицает он. – Какой такой чертов ветер тебя сюда занес? Я думал, ты помер, или в Англии, или в тюрьме!

– Знаешь, Джеймс, – говорю. – По первым двум пунктам ты недалек от истины, но вот в тюрьму я не попадал уже давненько.

– Чтоб мне провалиться! – расцвел он и подтолкнул ко мне часы. – Только что говорил с нашим уважаемым хозяином, который трясется за прилавком: не всучили ли ему, дескать, медь в конечном счете. Гляжу на эту штуковину – и читаю: «Сэр Гарри Флэшмен». Во дела! – Он хлопнул ладонью по столу. – Старина, выглядишь ты просто замечательно!

– Как и ты. Но послушай, этот парень дал мне за часы тридцать долларов.

– Тридцать? Хе, да этот треклятый немецкий стервятник выжал из меня пятьдесят! Ну, сейчас я разукрашу его жирную морду за такие проделки…

– Брось, Джеймс, – говорю. – Я пошлю тебе сотню, как только вернусь на восток.

– Ты собираешься на восток? Как, ведь ты только что приехал! А как насчет рассказать, где, черт возьми, тебя носило и как ты поживаешь, и какие новости, и вообще, чтоб тебе лопнуть, старина, давай-ка выпьем!

Мы выпили, он снова выругался, рассмеялся, сказал, что видок у меня еще тот, и поинтересовался, какая недобрая занесла меня в Дедвуд?

– Это долгая, долгая история, – отвечаю я.

На это он заметил, что у нас, черт возьми, впереди целая ночь, и приказал слуге принести непочатую бутылку.

– Нет, разрази тебя гром, мы будем шампанское! – взревел Джеймс, когда слуга вернулся. – Когда я пью с баронетом, то пью самое лучшее!

– Я не баронет, просто рыцарь.

– А, точно, я забыл. Рыцарь ордена ватерклозета, или как его там… А, чертовой бани! – заржал он. – Длинный, темный, чертов рыцарь! Ну, давай выкладывай все как на духу!

И я заговорил. Потом мы выпили, я продолжил рассказ, мы опять выпили, и я снова рассказывал. Не знаю почему, но я готов был изложить ему все, с самого начала, когда спустил Брайанта с лестницы в Кливе до момента прибытия в Дедвуд. Не самое разумное решение, быть может, но от облегчения я сделался беспечен, передо мной сидел старый приятель, отличный малый притом, и мне хотелось излить душу. Время от времени он присвистывал, охал или выражал изумленное недоверие, но по большей части сидел неподвижно, не сводя с меня внимательных, странно-меланхоличных глаз. Официанты обслуживали нас до самого утра по первому зову, отсадив прочих клиентов подальше, и даже подняли в четыре часа утра повара, чтобы тот приготовил нам яичницу с ветчиной. Ничего не может быть слишком для Дикого Билла Хикока и его гостя, как видите.

Когда я закончил, он посидел молча, потом покачал головой.

– Флэши, – говорит, – мне разное доводилось слышать, но это кроет все. Я бы сказал, что ты чертов врун, но… Дай-ка посмотреть на твою башку. – Он обследовал едва поджившую рану на скальпе и опять выругался. – Адский ладан, да это ведь надрез арапахо, ей-ей! Твой собственный сынишка? Проклятье, ну и дела! Это… черт, не знаю даже, что сказать! И ты был с Кастером? Без дураков? В той бойне?

– Не стоит распространяться об этом, – взмолился я. – Мне нужно попасть домой без лишней канители и расспросов и хорошенько передохнуть. Так что забудь про все. Кстати, ты-то что здесь делаешь? По последним вестям, ты вроде как был в театре, с Коди[274].

Джеймс поведал, где носило его: выступал в цирке тут и там, немного шерифствовал, немного играл, по большей части перегонял скот. Но теперь он женился и, оставив супругу на Востоке, приехал в Дедвуд, чтобы обустроиться, а потом перебраться сюда с семьей.

– Прииски или игра? – спрашиваю я.

Вместо ответа он спокойно улыбнулся, отвернул полу сюртука и продемонстрировал пару револьверов, торчащих из-за шелкового пояса.

– Если не начнет везти в картах или не найду в себе достаточно сил, чтобы взяться за кирку, снова нацеплю бляху.

Ну, для него это раз плюнуть. Это был самый меткий и быстрый стрелок, которого мне доводилось видеть (я отвалил бы немало монет за право полюбоваться с безопасного расстояния поединком Билла с Джеком Себастьяном Мораном). Для него не имелось нужды нарабатывать стаж маршала – одного имени было достаточно. Но перспектива, похоже, не слишком его радовала. Приглядываясь к нему, я пришел к выводу, что Джеймс изрядно прибавил в весе за последние годы, да и склонность к выпивке и безделью не проходят даром. Он признался, что глаз у него уже не тот, и предпочел бы не связываться со службой, если только обустроит участочек к востоку от Дедвуда.[275]