На вечеринку пригласили 150 человек, включая друзей и родственников сидевших в тюрьмах писателей. Присутствующие зачитывали отрывки из произведений авторов и рассказывали об их судьбе. Когда Сьюзен сообщили, что корейское правительство восприняло вечеринку как оскорбление, она ответила: «Мы – писатели и должны помогать другим писателям. Быть тихими и вежливыми гостями – не наша работа. Работа писателей – говорить». Это мероприятие настолько не понравилось властям, что президент Кореи Ро Дэ У отказался выступать на конгрессе, хотя планировал это сделать[1186].

Протест американского ПЕН-клуба был замечен. В корейской тюрьме с 1987 года сидел поэт Сан-Ха Ли за стихотворение о зверствах американских солдат по отношению к гражданскому населению во время войны в Корее. В тюрьму пришел адвокат поэта и сообщил, что Зонтаг хочет сделать Ли почетным членом американского ПЕН-клуба.

«Находясь в Нью-Йорке, Зонтаг неоднократно требовала от корейского правительства его освобождения… Момент был не очень удобный – в тот год в Корее должны были пройти Олимпийские игры, и правительство не хотело раздражать международное сообщество и общественное мнение. И власти дали ей какое-то обещание о том, что меня отпустят, вот что мне сказал адвокат. Пока я находился в тюрьме, Сьюзен Зонтаг несколько раз требовала разрешение встречи со мной, на что власти ответили отказом»[1187].

Правительство хотело побыстрее «замять» этот вопрос: в октябре выпустили на свободу одного издателя, потом отпустили трех человек в декабре, а Сан-Ха Ли – в 1990-м[1188]. Правда, запретили выезжать из страны.

«Я смог выехать за границу только спустя 10 лет. В 2000-м отправился в Японию. Сьюзен Зонтаг умерла от рака в возрасте 71 года в 2004-м, и я так и не смог познакомиться с ней. Периодически она появлялась на экранах ТВ, потом я увидел книгу «Смотрим на чужие страдания», и она напомнила мне о том, как развивалась моя мысль, как я пошел правильной дорогой и какие глубокие следы я после себя оставил»[1189].

Конгресс в Сеуле был репетицией следующего важного события, в котором принимала участие Зонтаг. То, что она была активисткой, имела репутацию неустрашимого человека, была президентом американского ПЕН-клуба, помогло ей оказаться в центре событий одной из самых интересных литературных саг нашего времени. В День св. Валентина 1989 года аятолла Хаменеи, высший духовный лидер Ирана, огласил смертный приговор Салману Рушди за роман «Сатанинские стихи», выпущенный в Лондоне спустя месяц после возвращения Сьюзен из Сеула. Аятолла не читал роман, но само его наказание наводило мысли на случай, произошедший с пророком Мухаммедом, когда сатана соблазнял его произнесением имен трех языческих богинь.

Автора романа обвинили в богохульстве и была объявлена фатва (или в другом написании «фетва», вскоре это слово стало употребляться так часто, что его не надо было выделять курсивом). В результате фатвы погибли 60 человек. Взрывали книжные магазины в США и Англии. В норвежского издателя Рушди, а также в переводчиков на турецкий и итальянский языки стреляли и ранили их. Его переводчик на японский был убит. Сам Рушди в течение многих лет скрывался под охраной полиции и неоднократно унизительно «извинялся» перед иранскими властями. Кроме этого, у Рушди возникли и другие проблемы: его покинули коллеги-писатели, которые придерживались «умеренного и неконфронтационного подхода», что, по сути, сводилось к обвинению Рушди в том, то он сознательно провоцировал этот инцидент. «Мне кажется, что никто из нас не может вести себя дерзко по отношению к великой религии без последствий для самого себя», – заявил умудренный жизненным опытом Джон Ле Карре. Антисемит Роальд Даль назвал Рушди «опасным оппортунистом», который «точно знал, что он делает, и не может от этого факта отвертеться. Сенсациолизм действительно может сделать невыдающуюся книгу бестселлером, но мне кажется, что это дешево»[1190].

В 1989 году слово «фатва» было новым, и люди испугались. «Это был первый «вкус» того, то называется теократией, – говорил Доктороу. – Это был первый опыт отношений межу верой и насилием в той части земного шара»[1191]. В США книга даже не была опубликована, выход романа планировался на 22.02, спустя неделю после заявления аятоллы. Вначале все склонялись к мысли, что это какое-то непонимание, но потом, когда была объявлена фатва, известные американские писатели, отдельные из которых выступали против цензуры в Корее, как-то быстро испарились. «Я вам это говорю только потому, что они уже мертвы, – рассказывала Карен Кеннерли. – Но Артур Миллер сказал, что он с этим не хочет иметь ничего общего. Воннегут сказал то же самое. До их смерти я всегда делала вид, что это неправда»[1192].

Опасность была вполне реальной: в офис ПЕН-клуба неоднократно звонили по телефону, а потом вешали трубку, в издательстве Penguin наняли телохранителей, крупные книжные сети отказывались брать книгу, опасаясь, что их может постигнуть участь других магазинов. Рушди находился под охраной британской секретной службы, но всех остальных людей, имевших отношение к роману, не охраняли. «Я знаю, что американские журналисты обзванивали людей с просьбой дать комментарий, которых очень удивило то, что как много ведущих американских писателей неожиданно стали недоступными»[1193], – говорил Рушди. Даже Мейлер, который обычно «впрягался» и боролся, колебался. И все же оказалось, что в Америке есть писатель, который готов «впрячься».

Ситуация изменилась в течение нескольких дней. «Сьюзен привела их в чувство, и почти все открыли в своей душе «лучшие порывы»[1194], – писал Рушди. Смысл тактики Зонтаг сводился к тому, что надо привлечь внимание к самой книге, которую практически никто не видел. ПЕН-клуб предложил писателям почитать отрывки из книги. На это приглашение отозвались Мейлер, Джоан Дидион, Дон Делилло, Доктороу, Диана Триллинг, Лэрри МакКартри, Эдвард Саид, Роберт Каро и Леон Уисельтир. «Я рад, что тогда президентом была Сьюзен, а не какой-нибудь более робкий человек», – говорил Рушди.