«В некоторых подразделениях отмечается растущая тенденция проводить “политически корректную” линию в отношении КГБ, заключающуюся в том, что КГБ уже не является больше эффективной организацией», — говорилось в листовке.

«С учетом отмеченной тенденции заместитель руководителя Контрразведывательного центра Пол Редмонд и Роберт Уэйд из ФБР вызывают руководство советского отдела на диспут. Тезис: “КГБ больше не представляет угрозы для национальной безопасности США”. Оппоненты, естественно, будут отстаивать противоположные позиции. Контрразведывательный центр и ФБР обеспечат водку, советский отдел — сыр бри».

У контрразведки, конечно, был свой резон указывать на то, что КГБ все еще мог заниматься шпионажем против нас, но в «космической» перспективе я видел КГБ как один из трех столпов, на которых держался Советский Союз: армия, партия и КГБ. Армия переживала трудные времена, партию рвали на части, и, в моем представлении, КГБ уже не был тем элементом, который мог удержать трещавшую по швам империю. Угроза, исходившая от КГБ на протяжении последних четырех десятилетий, была лишь частью целого, которое включало армию и десятки тысяч нацеленных на нас ядерных боеголовок. Вопрос был совсем не в том, может или не может КГБ проникнуть в ЦРУ и ФБР, в этом никто не сомневался, но это не было самым важным компонентом нового уравнения. У меня не было уверенности в том, что Боб Уэйд и Пол Редмонд смогут обсуждать этот вопрос вне рамок своего узкого контрразведывательного мира, поэтому я бросил вызов Редмонда в мешок для сжигания бумаг и занялся проблемами последних шести месяцев советской истории.

Лэнгли. 10 июля 1991 года

Вскоре после того как Редмонд освободил свой находившийся рядом с моим кабинет в советском отделе и еще продолжал устраиваться на новом месте в Контрразведывательном центре, он получил звонок по защищенному телефону STU-III. Это был наш резидент в одной из европейских стран. Он позвонил, чтобы сообщить, что один из его работников получил какую-то информацию о проникновении КГБ в советский отдел. Это был очень подробный и исключительно деликатный отчет, который резидент не решился доверить обычной шифропереписке. И он решил лично позвонить Редмонду.

Редмонд попросил резидента направить своего работника в Вашингтон, где он должен остановится в одном из отелей в пригородной зоне Виргинии[72] и напрямую позвонить ему. Этот работник должен был назваться «Бобби», который здесь проездом. Он ни при каких условиях не должен был показываться в Лэнгли. Редмонд сам приедет к нему в отель.

Резидент заверил Редмонда, что на следующий день этот работник будет в Вашингтоне.

Редмонд спустился ко мне — его кабинет теперь располагался этажом выше, — вошел в кабинет и плотнозакрыл за собой дверь.

— У нас кое-что происходит. Это может быть как раз то, что мы искали, — сказал он. У него было абсолютно серьезное выражение лица, и я понял, что речь идет о его главной страсти — поисках «крота». Потом он рассказал мне о звонке европейского резидента.

— О, дерьмо! — только и мог сказать я.

Я знал работника, представившего эту информацию. И знал, что ему нельзя верить. Он был известен своим легковесным подходом к разведывательной информации. Мне уже приходилось «разгребать» после него пару операций в Восточной Европе, и я пришел к выводу, что он фабриковал свои отчеты об этих операциях.

— Пол, — сказал я. — Я чувствовал бы себя гораздо лучше, если бы эта информация исходила от кого-то другого. У этого парня большие проблемы с правдой. То, что он приносит, всегда выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой. И ты понимаешь, что и это, видимо, из той же области.

Я видел, что Редмонд, услышав мою оценку этого разведчика, немного сник.

— Я буду иметь это в виду, — ответил он. — И я свяжусь с тобой сразу после встречи с ним.

Мне было как-то неловко разочаровывать Редмонда в отношении полученной им новой наводки, но в целом я был удовлетворен тем, как складывались наши отношения. Если не считать его вызова на диспут, мы сумели отодвинуть наши разногласия и работать совместно. После того как Редмонд ушел, я подумал, что теперь на своей новой работе в Контрразведывательном центре он наконец-то сможет сконцентрироваться на изучении дел проваленных агентов, которые таким грузом лежали на нем все эти годы. Он был шокирован, когда после перехода в Контрразведывательный центр узнал, что расследование по провалам 1985 года было практически прекращено. Поскольку он сам входил в список подозреваемых, ему было как-то неловко задавать вопросы относительно хода расследования в последние годы. Редмонд с разочарованием узнал, что Джин Вертефей и ее небольшая группа практически не добились прогресса. Расследование, начатое по инициативе Гэса Хэттавея в 1986 году, было отодвинуто на второй план вместо того, чтобы оставаться в центре внимания. Сам Гэс вышел в отставку, и в руководстве ЦРУ никто больше не интересовался, чем занималась Вертефей. Редмонд решил изменить это. Он просто считал это своим долгом перед казненными агентами.

Лэнгли. 12 июля 1991 года

На следующий день Редмонд снова связался со мной и сообщил, что встретился с прибывшим в Вашингтон оперативным работником. Оказалось, что информация о проникновении в советский отдел была получена им от источника из числа работников КГБ. После обстоятельной беседы Редмонд попросил его подробно описать все, что сообщил его информатор из КГБ. На следующий день Редмонд сравнил отчет этого работника с его первоначальным сообщением, которое поступило из Европы.

Сравнив два отчета, Редмонд заметил, что во втором документе работник привел гораздо больше деталей, чем было в том, который он составил непосредственно после встречи с источником из КГБ. Редмонда особенно обеспокоило, что во втором отчете появились ответы на вопросы, которые он поставил в ходе беседы с работником в отеле, но изложено это было так, как будто эта информация получена непосредственно от офицера КГБ. Оперработник сказал, что беседа с Редмондом стимулировала его память.

Работник нашей европейской резидентуры утверждал, что КГБ удалось завербовать одного из сотрудников советского отдела, русского по происхождению. Редмонд не был уверен, можно ли доверять отчету этого работника, но понимал, что с этим сигналом надо разобраться. И он не хотел, чтобы работник резидентуры заметил, что у него есть какие-то сомнения.

В тот момент я собирался съездить в Африку для того, чтобы информировать резидентуры об изменении нашего подхода к выбору объектов вербовочной разработки, а потом собирался заехать в Европу. Я решил сделать остановку в столице, где действовала резидентура, получившая сигнал, встретиться с нашим работником и попытаться самостоятельно во всем разобраться.

Резидентура ЦРУ в Европе. 20 июля 1991 года

Мы сидели друг против друга в защищенном от подслушивания помещении, которое давшто одновременно ощущение безопасности и клаустрофобии. Резидент организовал мою встречу с работником под предлогом того, что, когда он встречался с Редмондом в Вашингтоне, я был в отъезде и теперь хотел бы получить информацию об этом весьма деликатном деле.