Германия вторгалась на ее территорию; Франция лишилась лучших своих сынов и имела право на безопасность, и что бы ни думал «благородный идеалист» президент Вильсон, пакт не был ни армией, ни границей. Ллойд Джордж, утонченный валлиец, динамичный политик, блестящий оратор, был готов говорить на языке Вильсона, бросая заговорщицкие взгляды на Клемансо и вопросительные взгляды на экспертов из Foreign office[137]. Итальянец Орландо, не говоривший по-английски, упрямо повторял требования своей страны. Ни один из этой троицы, как и их министры иностранных дел: Бальфур, Соннино и Пишон, не могли проникнуться идеализмом Вильсона. Одна из причин трагедии заключалась в том, что Вильсон обладал достаточным могуществом, чтобы помешать реалистам заключить трудный, но разумный мир, и при этом его могущества было недостаточно, чтобы заставить свою страну гарантировать справедливый мир.

Большая четверка во время Парижской конференции 1919 года (сидят в креслах, справа налево): Вудро Вильсон, Жорж Клемансо, Дэвид Ллойд Джордж, Витторио Орландо. Фото. 1919

4. Все это заботило не только участников конференции. Их беспокойство разделяли многие представители среднего класса Франции и даже либеральная интеллигенция. В это время неподалеку от Тура, в Ла-Бешеллери, жил престарелый Анатоль Франс. С проницательностью и тревогой он следил за политическими событиями. «Ни один из королей Франции не осмелился бы заключить такой мир, как тот, что будет заключен теперь… — говорил он. — Раздел Австрии — безумие. Балканизировать центр Европы — это все равно что создать новый очаг войны… Никогда еще наша страна не знала более тяжелого, невыгодного мира. Вильсон совсем не знает ни Европы, ни ее истории и взвешивает на аптекарских весах права отдельных государств… Ллойд Джордж говорит тем же языком, что и Вильсон, но есть большая разница: он хитрец, а Вильсон производит впечатление простодушного человека. Франция недостаточно сильна, чтобы заключить откровенно выгодный мир, и недостаточно слаба, чтобы согласиться на мир, который ускорит общее примирение. Мы не хотим и не можем сделать честно ни того ни другого. Договор станет неудачным компромиссом между этими двумя направлениями. Он… мира не обеспечит и будет источником новых войн… Талейран и Меттерних поступали лучше, они не стремились осчастливить народы: тем самым они давали им дышать…» Подобный пессимизм был тогда присущ многим. Богатство языка Вильсона, его интеллектуальный багаж делали его недоступным для понимания даже собственными подчиненными, а сам он не понимал ни их страхов, ни их недомолвок. Так на зыбучих песках Парижская конференция строила будущее Европы и мира.

«Четырнадцать пунктов» президента Вильсона. «Европейское детское шоу». Вильсон оказался перед лицом требований англичан, французов, итальянцев, поляков, русских и даже врага. Карикатура Берта Рендальфа Томаса. Июнь 1919 года

5. Какой должна быть Лига Наций? Вильсон мыслил создание постоянного исполнительного совета, возможность бойкотировать строптивые государства, передачу под мандат Лиги Наций немецких колоний, к управлению которыми она сразу же должна будет приступить. Профессор истории прекрасно помнил, какую роль сыграл «Северо-западный ордонанс» в объединении Соединенных Штатов. С помощью специального комитета, куда вошли генерал Сматс, Леон Буржуа, Элефтериос Венизелос и лорд Роберт Сесил, Вильсон за три недели подготовил черновой вариант проекта. Руководство Лигой должен будет осуществлять Совет из девяти членов. Его решения должны приниматься единогласно. Общее собрание должно проводиться ежегодно, но не будет иметь исполнительного представительства. Статья Х (та, которая затем вызовет бурю в Соединенных Штатах) гласила: «Члены Лиги обязуются уважать и сохранять против всякого внешнего посягательства территориальную целость и существующую политическую независимость всех членов Лиги». Статья XVI наделила Совет правом обращаться к любому правительству с просьбой об оказании помощи их военно-морскими и наземными силами в обеспечении соблюдения пакта. Как только эти положения были оглашены, более трети сената США подписали протест против обязательств, которые вынудили бы Америку без согласия конгресса вести войну из-за ссор иностранных государств. Конгресс потребовал, чтобы мирный договор и пакт существовали в виде двух отдельных документов: в этом случае можно было бы ратифицировать один и отвергнуть другой. Но именно этого и не хотел президент. К Лиге Наций он испытывал отеческую любовь и верил в нее как в святыню. Благодаря ей он надеялся остаться в вечности как один из великих благодетелей человечества. Ради нее он был готов на любые жертвы.

6. Он не мог этого не сделать. Для включения пакта в договор, он пошел на уступки по многим своим «Четырнадцати пунктам». В начале 1919 года он совершил короткую поездку из Европы в Соединенные Штаты. Прием был не слишком горячим. Когда он сказал: «По возвращении договора джентльмены этой страны увидят, что пакт не только является его частью, но и что он так неразрывно связан с остальным договором, что разделить их можно, только уничтожив все целиком», сенаторы усмотрели в этой фразе угрозу, которая в конечном итоге и отдалила их от президента. По возвращении во Францию Вильсон почувствовал, что его авторитет подорван, и ему пришлось принять программу репараций и компенсаций, раздутую до астрономических размеров. Так был составлен договор, «слишком жесткий в том, что должно было звучать мягко, и слишком мягкий в том, что должно было звучать жестко», который давал миру гораздо меньше времени на передышку, чем договоры 1815 года. Но 28 апреля 1919 года был единогласно принят Пакт Лиги Наций, и этот успех заживил раны Вильсона. В отеле «Трианон Палас» в Версале 20 июня немцы приняли условия мира, а 28 июня подписали договор в Зеркальном зале Версальского дворца. На следующий день президент Вильсон сел на корабль, чтобы отстаивать свое дело в Соединенных Штатах.

7. Он не рассчитал силы. Изнурительная работа на протяжении нескольких месяцев конференции подорвала его здоровье. Обострилась его интеллектуальная непримиримость, подогреваемая хвалебными отзывами. Любое замечание теперь казалось ему оскорблением, любая сдержанность — предательством, любая критика — немыслимым осуждением. Он порвал отношения с самым преданным своим другом полковником Хаусом, намеревался уволить своего верного секретаря Тамалти. То, что люди «с интеллектом пигмеев» противостояли ему, демиургу мира, казалось ему святотатством. Но если эти пигмеи к тому же были сенаторами и обладали властью, они могли связать Гулливера по рукам и ногам. Хотя, по правде говоря, они предпочли бы с ним поладить. Сенатор Лодж, chairman[138] сенатского Комитета по иностранным делам, терпеть не мог Вильсона. Они были во всем диаметрально противоположны — по происхождению, вероисповеданию, темпераменту. Кроме того, поскольку обоим были свойственны некая интеллектуальная педантичность и высокомерие, то они постоянно пребывали в состоянии конфликта. Тем не менее Лодж признавал необходимость заключения договора; он лишь просил президента внести в него поправки — право конгресса объявить войну и пересмотреть доктрину Монро. Вильсон мог бы