об опасностях, о приговоре, о неволе. В этой мрачной трапезной было ей удивительно радостно, будто бы снова вернулась в беззаботные годы. Её озарённое лицо передавало всем свою радость, все улыбались, кроме Семко, может, которого ревность укусила своим жалом в сердце.

Князь Мазовецкий, увидев, что он покинут, повернулся к девушкам королевы и начал вынужденный разговор с прекрасной Эльзой, слегка встревоженной, отвечающей ему кисло.

Она и её мать, послушные королеве, приехали с ней, но эта встреча с Вильгельмом наполняла их каким-то страхом. Опасались неприятных последствий – королева была обещана Ягайлле и, казалось, забыла об этом.

Гневош тем временем хозяйничал.

Прибывших с королевой её лютнистов с Хандсликом он посадил в хорошем месте на лавке, а к тем и Сухенвирт присоединился. Он поощрял дам полакомиться сладостями.

Вильгельм с Ядвигой могли свободно разговаривать друг с другом, тихий ропот в трапезной заглушал разговор. Они этим пользовались… Взгляд жениха ещё добавил мужества храброй Ядвиге.

– Моя королева, – говорил Вильгельм, пытаясь выразить свои мысли как можно изысканнее, – моя королева, я, как цветок, засыхал без тебя. Солнце моё…

– Меня мучил и сжигал гнев, – отвечала королева, – но в эти минуты я обо всём забываю. Мы снова вместе, и я надеюсь, что мы не дадим нас разлучить.

– Эти жестокие тираны! – сказал герцог. – Ни к кому из них невозможно подойти, поговорить, смягчить.

– О, было бы напрасно пытаться это сделать, – прервала Ядвига. – Я знаю их уже достаточно! Язычник купил их своим золотом… Вильгельм…

И она схватила его за руку.

– Вильгельм, я на всё готова. Мы поклялись друг другу, мы муж и жена… Держись храбро, я сокрушу эти узы…

– Я готов отдать жизнь ради тебя! – сказал герцог, складывая руки. – Если сумеешь тайно выскользнуть из замка… мы убежим в Вену.

– Нет! – ответила энергично Ядвига. – Мы останемся. Я их королева, ты мой муж, они ничего мне сделать не могут. Они не оторвут меня от тебя, ты не давай себя отделить от меня.

– Никогда! – хватая её руку, воскликнул Вильгельм.

Они ещё долго разговаривали, разговаривали оживлённо, но Вильгельм, сам не в состоянии ничего обдумать, ни на что решиться, принимал то, что указывала ему Ядвига. Она управляла всем, заранее наметив, каким образом в наиболее подходящую минуту они могут соединиться друг с другом. Королева обещала, что одна с Хильдой и Гневошом сбежит из замка. Дверка уже была приготовлена для этого. Герцог должен был ждать её в посаде.

Но нужно было усыпить подозрительный дозор, выбрать час… Между тем они могли ещё встретиться, поговорить и посоветоваться в той же самой гостеприимной трапезной.

Вильгельм согласился на всё…

Среди этого разговора Хильда, которая боялась, как бы слишком долгая беседа не вызвала излишних подозрений в сговоре, дала знак Гневошу. Хандслик уже настраивал лютню… Ядвига села слушать, а Вильгельм разместился тут же рядом с ней, состроив такую благодарную физиономию, что девушки двора королевы не могли насмотреться на красивого юношу.

Стоявший с другой стороны Семко, хоть красивый и молодой, уже не привлекал так глаз и сердец к себе.

Хандслик ударил по струнам; старый и остроумный певец знал, что выбрать из множества песен, которые имел в памяти; начал наполовину грустную, наполовину весёлую песню, которую когда-то они оба слушали, оба помнили.

Сердце королевы забилось и, не опасаясь людских глаз, она схватила Вильгельма за руку, смотря не него. Он целовал её белые пальчики…

Хандслик пел от всей души, голос его дрожал, а на глазах были слёзы – так ему жаль было этих двоих детей, так хотел свою королеву видеть счастливой. Песня странно звучала в этих монастырских стенах, о которые недавно отбивались траурные псалмы, гремела и звучала… Чтобы не раскиснуть от грусти, он немедленно по кивку запел другую, весёлую, песенку. Она вспорхнула, как птичка, и стало весело.

Всё шло в соответствии с каким-то приказом, данным заранее, или так росло как-то само собой, но никто не распоряжался; певцы, флейтисты переглядывались и действовали. А когда заканчивали, немного отдохнув, Хандслик пробегал рукой по струнам – шло так дальше… Это старый лютнист, который любил свою госпожу и так хотел дать ей минуту радости после стольких дней слёз и боли, невидимо распоряжался всем.

После последней песенки он подмигнул своим… они послушно заиграли музыку для танца! Личики у девушек королевы зарумянились, ножки задвигались. Ядвига не верила своим ушам. Могла ли она пойти танцевать… с этой тоской в душе?

Она сама не знала, как это случилось…

Был это тот старый танец, который они танцевали детьми, а королева Елизавета аплодировала красивой паре… Она подала руку Вильгельму, они прошли через залу, как раньше, рука об руку, улыбаясь друг другу. Весёлая Эльза, которую оставил первый страх, увидев рядом с собой Семко, вызывающе на него поглядела… Они двинулись второй парой, Гневош взял Дохну, другой придворный – Голду, девушку королевы. Отец Францишек, увидев это, сбежал из трапезной.

Однако эти танцы продолжались недолго; сама возбуждённая до наивысшей степени радость вызвала грусть и беспокойство.

Королева села, опустив голову. Гневош в это время приказал разносить сладости, лакомства и вино. Время пролетало молнией; наступил вечер, зажгли свечи и лампады, но королеву охватило беспокойство, она встала.

– Я должна возвращаться, – сказала она Вильгельму, – послезавтра мы встретимся тут вновь. Тем временем я буду готовить побег и принесу о нём новость.

– Снова расстаться, – страстно простонал князь, – моя королева!..

– Необходимо расстаться, чтобы навсегда соединиться. Нужно ехать, опускается ночь.

Она кивнула Хильде, девушки оторвались от сладостей, весь двор живо собрался. Парой дружеских слов Ядвига пыталась развеселить мрачного Семко.

– Детьми, – сказала она ему, – мы вместе воспитывались… Мы привыкли называть друг друга мужем и женом, не удивляйтесь, что нам так мило… так мило снова сблизиться друг с другом.

Она посмотрела на него милыми глазами и обезоружила.

Все вместе шли уже к выходу, Вильгельм, наклонившись к уху королевы, вёл её, кормя любовными клятвами. Он сам был так опьянён, что стал немного более свободным, и забыл о своём достоинстве.

У монастырской калитки стояли люди королевы с факелами.

– Послезавтра! – шепнула Ядвига.

Глаза поведали больше.

Вильгельм долго стоял у калитки и смотрел на неё. Он уже не хотел возвращаться в пустую трапезную, не подумал попрощаться с Семко, который после отъезда королевы долго там оставаться не хотел.

Выдав приказы, сам князь тут же вернулся в дом Гневоша, таща за собой только Сухенвирта. Поэт ехал разочарованный и грустный, с обидой в сердце на Хандслика, который не дал ему прочитать приготовленного вирша.

Вильгельм