она снова перестала дышать, и ее снова пытались воскресить, на этот раз сбрызнув холодной водой. Потом вернули малышку в среднюю комнату и уложили рядом с ее одномесячным братом. Скорую они не вызывали.

Когда в тот же день допросили тринадцатилетнюю девочку, она раскаялась. До этого она соврала, испугавшись родителей, и по той же причине оба подростка не обратились за помощью. Скорую вызвали, только когда вернулись в восемь вечера с работы взрослые. Дети повели себя глупо, и история закончилась трагически, но, на взгляд Уордена, это никак нельзя назвать убийством.

Но бюро судмедэкспертизы в общем и Джулия Гудин в частности не поверили. Джон Шмялек, как старший патологоанатом, отметил, что травмы головы тяжелые – намного тяжелее, чем можно получить в результате падения с кресла. Однако Уорден поверил юному свидетелю, по описанию которого девочка завалилась с подлокотника вверх ногами прямо на металлический руль велосипеда. И когда детективы убедили Тима Дури из прокуратуры штата не предъявлять обвинение, Шмялек потребовал о встрече. Бюро судмедэкспертизы не изменит своих выводов, заявил он прокурору, и его беспокоит, что теперь сторонний наблюдатель может подумать, будто детективы нарочно заминают дело, чтобы не предъявлять десятилетнему подсудимому обвинение, которое невозможно доказать в суде.

Сложилась патовая ситуация, а проблема Гудин в ней была проста: судебный патологоанатом не может ошибаться. Никогда. Даже в предварительном выводе. Потому что по незыблемому правилу любая публично признанная ошибка эксперта в любой криминологической области – анатомии, трасологии, баллистике, ДНК, – становится добычей всех адвокатов города. Дайте хорошему защитнику палец, то есть спорное мнение эксперта, – и он откусит всю руку, выиграв с обоснованным сомнением. А уж смерть двухлетней девочки вероятнее других дел попадет в заголовки.

«Смерть девочки считается убийством, обвинения не выдвинуты», – объявили в «Сан». В статье процитировали Д’Аддарио: «У нас есть базовое понимание ситуации, но мы не можем со всей уверенностью сказать, что именно произошло в доме… Мы вынуждены придерживаться решения медэксперта».

Шмялек в противовес заявил, что объяснения подростков «не сходятся с характером травм… ребенок умер в результате чужих действий». Впрочем, медэксперт уступил в том, что теоретически смерть могла наступить в результате случайных действий, но наверняка сказать нельзя. В отчаянных поисках компромисса он аккуратно пояснил, что медицинский вывод об убийстве не обязан повлечь за собой уголовное обвинение. Ясность внесла представительница полицейского департамента, заявив журналистам: «Девочку не убили. Больше мне добавить нечего».

В общем и целом для Уордена дело Тиффани Вудхаус закончилось неудачно – бесповоротным выводом об убийстве, по которому никогда не предъявят уголовное обвинение. К тому же убойному пришлось договариваться с медэкспертами на глазах у общественности, и, оглядываясь назад, это было вполне в духе года, сложившегося у Уордена.

Теперь, спустя три недели, Здоровяк снова на Пенн-стрит с новым телом. И кто же ждет его в прозекторской, как не Джулия Гудин.

Детективы наблюдают, как их Джейн Доу[63] из Биллиленда отправляется под камеру во внешней комнате, и Уорден просит обратить особое внимание на отпечатки шин на левой руке и верхней части туловища. Через пятнадцать минут они следуют за жертвой в секционную, где внешний осмотр начинается на первом же освободившемся месте – так получилось, что это между жертвой пожара из Принс-Джорджа и жертвой ДТП с Фредерик.

Доктор Гудин предельно осторожна. После неразберихи с Тиффани Вудхаус она работает еще внимательнее. Медленно обходит труп, находя следы шин, синяки и подтеки, все видимые травмы. Отмечает их на верхней странице планшета, где изображены контуры женского тела. Аккуратно ищет трасологические улики на руках, потом берет анализ под ногтями, хоть и не видит признаков борьбы. Особое внимание уделяет щиколоткам и бедрам в поисках характерного следа от бампера, который укажет, что ее сбили в стоячем положении и потом переехали. Тоже ничего.

Уорден указывает на синяки от пальцев у плеч.

– Похоже, что ее сперва схватили? – спрашивает он. Гудин качает головой.

– На самом деле эти подтеки могли остаться уже после того, как ее переехала машина, – говорит она.

Уорден упоминает о сережках и клочках волос, найденных по сторонам от головы. Возможно ли, что их в ярости выдрал нападавший?

– Скорее всего, их вырвали колеса.

А рваные шорты? Рваные трусики? Нет, говорит Гудин, показывая, что они разорваны с одной и той же стороны – в самом слабом месте при наезде.

– Это тоже могли быть колеса.

Уорден вздыхает, отступает и смотрит на Брауна. Теперь оба видят, к чему все идет; с тем же успехом можно не мешать врачу работать и удалиться в ресторан «Пенн».

– Ну, – говорит Уорден, – мы тогда сгоняем через улицу и вернемся через полчаса.

– Лучше через час.

Уорден кивает.

«Пенн» в основном обеденное заведение – это семейный греческий ресторан, большая часть клиентуры которого – из больничного комплекса через дорогу. Декор помещения выполнен в бело-голубых тонах, много ламината и обязательных настенных росписей с Акрополем и Эгейским побережьем. Гиросы исключительные, завтраки – приемлемые, а пиво – холодное. Браун заказывает стейк с яичницей, Уорден – пиво.

– Вам какую прожарку? – спрашивает официантка.

– Он любит слабую, – улыбается Уорден.

Браун смеряет его взглядом.

– Давай-давай, Дэвид, закажи с кровью, тебя же ничем не проймешь.

– Средняя, – говорит Браун.

Уорден улыбается, официантка уходит на кухню. Браун смотрит на старшего детектива.

– Что думаешь?

– Прямо сейчас ставлю на то, что она не признает это убийством, – отвечает Уорден.

– Да уж после того, что она с тобой натерпелась, вряд ли, – саркастично говорит Браун. – Ты ее для всех нас испортил.

– Ну, блин…

Едят и пьют они в тишине. Доев стейк, Браун снова смотрит на Уордена.

– А знаешь, что я сделаю? – спрашивает он. – Свожу ее и покажу место преступления.

Уорден кивает.

– Как думаешь, поможет?

Уорден пожимает плечами.

– Я-то знаю, что это убийство, Дональд.

Браун допивает кофе и тушит вторую сигарету. В мае по плану клиники Джонса Хопкинса он урезал свой рацион до пары сигарет в день. Каждый раз, когда он кашляет, кажется, будто это измельчитель в раковине подавился ложкой.

– Готов?

– Ага.

Они переходят улицу, поднимаются по пандусу на погрузочную платформу, проходят мимо тяжелой двери камеры хранения гнилых трупов: самые тяжелые случаи осматривают отдельно, чтобы жизнь на Пенн-стрит была хоть сколько-то терпимой. Даже с погрузочной платформы все еще ощущается невероятное зловоние.

Джулия Гудин уже заканчивает. Как и ожидалось, она не находит на теле ничего, что определенно указало бы на убийство. Особенно важно отсутствие заметных кровоподтеков на ногах, говорит она. Велика вероятность, что женщина уже лежала на стоянке, когда ее переехали. На токсикологическую