действительно пришла; прибежала, задыхаясь, всхлипывая, с сухими злыми глазами.

— Завтра, завтра… — начала она, еле переводя дух, но тут на ее плечо легла сильная ласковая рука.

Это был дядюшка Рон.

— Иди домой, Мина, — приказал он тоном, не терпящим возражений. — А вы подождите здесь, — обратился он к Прокопу и, обняв племянницу за плечи, насильно узел ее в дом. Вернувшись вскоре, взял Прокопа под руку и заговорил — без гнева, подавляя в себе какое-то грустное чувство:

— Милый мой, я слишком хорошо понимаю вас, молодых людей; и… сочувствую вам. — Тут он безнадежно махнул рукой. Случилось то, чего не должно было быть. Впрочем, я не хочу и… даже не имею права вас осуждать. Наоборот, я признаю, что… разумеется…

Разумеется, это было скверное начало и le bon prince[49] нащупывал другое.

— Милый друг, я уважаю вас, и… по совести говоря, очень вас… люблю. Вы — человек честный… и гениальный, что редко сочетается в людях. Мало к кому я питал такую симпатию. Знаю, вы добьетесь очень многого, — выговорил он с облегчением. — Верите ли вы, что я забочусь о вашем благе?

— Абсолютно не верю, — спокойно возразил Прокоп, остерегаясь попасть в ловушку.

Le bon oncle смешался.

— Жаль, очень жаль, — забормотал он. — Для того, — о чем я хотел вам сообщить, нужно… вот именно… полное взаимное доверие…

— Mon prince, — вежливо перебил его Прокоп. — Как вам известно, я здесь не в завидном положении свободного человека. И мне кажется, при таких обстоятельствах у меня нет причин слишком доверять…

— А-а-ах да, — облегченно вздохнул oncle Рон, обрадованный таким оборотом беседы. — Вы совершенно правы. Вы постоянно наталкиваетесь на… эээ, на неприятный факт, что вас здесь держат под наблюдением? Видите ли, именно об этом я и хотел с вами говорить. Милый друг, я, со своей стороны…. с самого начала… и с возмущением… осуждал подобный способ… удерживать вас на территории комбината. Это — незаконно, жестоко и… при вашей славе, — просто неслыханно. Я предпринял ряд шагов… Еще раньше, разумеется, — быстро добавил он. — Я обращался даже к высшим инстанциям, но… при известной международной напряженности… власти охвачены паникой. Вас интернировали как шпиона. Ничего нельзя поделать, разве что, — тут mon prince наклонился к уху Прокопа, — разве что вам удастся бежать. Доверьтесь мне, я предоставлю вам средства. Честное слово.

— Какие средства? — как бы вскользь осведомился Прокоп.

— Да просто… я сам это сделаю. Посажу вас в свою машину, а меня здесь не могут задержать, понимаете? Об остальном позднее. Так, когда вы хотите?

— Простите, но я вообще не хочу, — твердо ответил Прокоп.

— Почему? — воскликнул oncle Шарль.

— Во-первых… я не хочу, чтобы вы, mon prince, шли на подобный риск. Такая личность, как вы…

— А во-вторых?

— Во-вторых, мне тут начинает нравиться.

— А дальше, дальше?

— Дальше — ничего, — усмехнулся Прокоп и выдержал испытующий, серьезный взгляд князя.

— Послушайте, — помолчав, заговорил oncle Рон, — я не хотел вам говорить… Дело в том, что через день-два вас перевезут в другое место, в крепость. Из-за того же обвинения в шпионаже. Вы не можете себе представить… Милый друг, бегите, бегите скорей, пока есть время!

— Честное слово.

— В таком случае… в таком случае благодарю, что вы меня вовремя предупредили.

— Что вы сделаете?

— Н-ну — приготовлюсь к этому, — кровожадно заявил Прокоп. — Mon prince, не могли бы вы их предостеречь, что это… будет не так-то легко.

— Как? Простите, что вы… имеете в виду? — запинаясь, вопросил дядюшка Шарль.

Прокоп покрутил рукой в воздухе и с силой швырнул себе под ноги нечто воображаемое.

— Бум! — пояснил он.

Рон был ошеломлен.

— Вы собираетесь обороняться?

Прокоп не ответил; он стоял, сунув руки в карманы, мрачный как туча, обдумывая положение.

Дядюшка Шарль, весь светленький, хрупкий в ночной темноте, подошел к нему ближе.

— Вы… вы так ее любите? — произнес он, чуть ли не заикаясь — то ли от того, что он был растроган, то ли от изумления.

И опять Прокоп не ответил.

— Вы любите ее, — повторил Рон и обнял его. — Будьте сильны. Оставьте ее, уезжайте! Не может это так продолжаться, поймите, поймите же! К чему это приведет? Богом прошу вас, сжальтесь над ней; уберегите ее от скандала; неужели вы думаете, она может быть вашей женой? Возможно, она вас любит, но — она слишком горда; если ей придется отречься от княжеского титула… О, невозможно, невозможно! Я не хочу знать, что было между вами; но если вы ее любите — уезжайте! Уезжайте скорее, в эту же ночь! Во имя любви — уезжай, друг! Заклинаю тебя, прошу тебя ее именем; ты сделал ее несчастнейшей из женщин — неужели тебе этого мало? Спаси ее, если уж она сама себя не в силах спасти! Ты любишь ее? Тогда пожертвуй собой!

Прокоп стоял неподвижно, набычившись; и le bon prince чувствовал, как раскалывается и рвется от боли нутро этого черного, неотесанного увальня. Сострадание сжимало сердце дядюшки, но в запасе у него оставалось еще одно оружие; он не мог успокоиться, пока не употребил его в дело.

— Она — гордая, фантастически, бешено тщеславная; с детства была такой. Теперь мы получили документы неизмеримой ценности: ее род равен любой короно ванной династии. Ты не можешь постичь, что это значит для Мины. Для Мины — и для нас. Быть может, это предрассудки, но… мы живем ими. Прокоп, княжна выйдет замуж. Ее супругом станет эрцгерцог, лишившийся трона. Это — порядочный, но пассивный человек, зато она — она будет бороться за корону; ибо борьба — ее характер, ее миссия, ее гордость… Сейчас перед ней открывается то, о чем она мечтала. Только ты один стоишь между нею и. ее будущим; но она уже решила, она уже только терзается укорами совести…

— А-ха-ха! — вскричал Прокоп. — Так вот что? И ты, ты воображаешь, что теперь-то я и отступлю? Как же, жди, пожалуй!

И прежде чем дядюшка Шарль опомнился, Прокоп растаял в темноте, бросившись к своей лаборатории.

Хольц молча последовал за ним.

XXXVII

Добежав до лаборатории, Прокоп хотел закрыть дверь перед носом Хольца, чтобы забаррикадироваться изнутри; но Хольц успел шепнуть: "Княжна!"

— Что такое? — моментально обернулся к нему Прокоп.

— Изволила приказать мне быть с вами.

Прокоп не в силах был подавить радостное удивление.

— Она тебя подкупила?

Хольц покачал толовой, и его пергаментное лицо улыбнулось впервые за все время.

— Подала мне руку, — вежливо ответил он. — И я обещал ей, что с вами ничего не случится.

— Хорошо. Есть у тебя хлопушка? Будешь охранять