с Агатой о своих ложных планах и своей ложной жизни, пока пытался заплатить за книгу, а она настаивала на том, чтобы он принял ее как подарок.

Салазар…

Что если ему и правда не пришлось бы делать ничего иного, кроме как уехать в магловский университет? Или просто закончить седьмой курс? Что если бы жизнь была настолько нормальной и простой?

Малфоя охватило знакомое чувство несправедливости всего происходящего, и он решил поторопиться, поцеловав пудровую щеку Агаты и сказав «ciao», прежде, чем она успела бы заметить горечь или же слезы в его глазах. Он сморгнул их, покинув магазин, и все, чего желал — это продолжать идти, делать хоть что-то. Идея посидеть за ужином в задумчивом одиночестве теперь казалась совершенно непривлекательной.

Ноги быстро привели его обратно на площадь, и он не заметил, как, перейдя ее, уже поднимался по до боли знакомой улице. Это случилось незадолго до того, как он оказался напротив ее дома.

Драко посмотрел на солнечный фасад, коснувшись в кармане куртки связки ключей — именно ему досталось по одному от каждого, кто уехал. Окна третьего этажа мутнели в бликах раннего вечера подобно ослепшим глазам. Будто бы со знанием того, что ее там нет, они становились пустыми и безжизненными.

Направлялся ли он сюда все это время?

Вероятно.

Хотя ему, вероятно, стоило продолжить прогулку. Стоило придерживаться изначального плана, включающего в себя ужин на площади и ничего более. Затем вернуться на виллу, поплавать и лечь пораньше перед тем, как наступит следующая, ужасающая часть его жизни.

Но нет.

Потому что он уже дернул за ручку главной двери, поднялся на третий этаж, минуя по паре ступенек за шаг, открыл входную дверь и вошел в квартиру.

Прошло немало времени с тех пор, когда ему было под силу воспротивиться чему-либо, непосредственно связанному с ней.

Малфой захлопнул за собой дверь и замер в мертвой тишине. Воздух был теплым и окутывающим, навевая ощущение, будто бы мог наблюдать — будто квартира была живой, но пребывала в спячке, ожидая новых обитателей.

Драко огляделся. Каждая поверхность была чиста, вокруг царил порядок и витал легкий аромат лимона. И со слабым подобием улыбки Малфой узнал в нем магловское чистящее средство.

Он прошел вперед, проводя ладонью по спинке дивана, пока рассматривал кухню. Там тоже все было чисто и прибрано. Только радио больше не играло, и чайник не бурлил. Хотя нечто в характере света заставило его вернуться к воспоминанию… как в один солнечный день он сидел за столом и смотрел на Гермиону, стоящую за стойкой. Она добавляла зерна в кофеварку, громко смеясь и пересказывая ему что-то, что сказала Лаванда. И когда она попыталась пройти мимо, он потянулся, чтобы обнять ее, притянуть к себе и поцеловать. Вкус ее губ был подобен миндальному печенью, что они ели.

Его взгляд вперился в пол.

Все было прекрасно. И ощущалось так, будто происходило с кем-то другим.

Вдохнув в попытке подавить давящее чувство в груди, Малфой покинул кухню, бездумно шагая по коридору и по-прежнему не отдавая отчет собственным действиям.

Он добрался до двери в ее спальню и остановился.

Сможет ли он войти туда, где воспоминания были самыми неизгладимыми и приятными?

И он снова не смог воспротивиться, он был бессилен, когда пальцы легли на ручку двери и без заминки открыли ее.

Здесь не пахло лимоном.

Нет.

Здесь по-прежнему оставались следы ее присутствия. Аромат, который пробудил не только образы, мгновенно заполнившие сознание, но и чувства, и желания. Он не двигался с места, и, закрывая глаза, вспоминал первую ночь, дождливый день, последний вечер. Затем, пройдя к кровати, сел на край и оперся локтями на колени.

Как ему удастся сделать это?

Как ему сделать хотя бы шаг, после которого еще один, и так, пока это место не останется позади? Пока он не шагнет в свою новую жизнь и не продолжит идти навстречу опасности, страху и скорби?

Что если он просто уйдет? Найдет способ добраться до Гермионы и заберет ее с собой? Они могли бы спрятаться в какой-нибудь далекой части этого мира под чарами или же без них.

Однако, нет. Он знал, что она никогда бы не согласилась. И не думал, что сам смог бы. Больше нет. Что-то изменилось. Нет, он не преисполнился благородством за одну ночь. Просто теперь он знал, что не сможет жить в мире, в котором она никогда не будет в безопасности, в котором их никогда не примут и не будет для них места.

Он схватился за голову, и, потерев лицо, поднял взгляд.

Пора было уходить.

Пора было сложить все дни этого лета и спрятать в том уголке сознания, до которого мог добраться только он. Сложить, пока они не станут единым целым, подобно идеальному, гладкому камню, который он смог бы достать и держать в руке. Искать блики бронзы и золота в его глубинах.

Малфой поднялся с места, зачесав волосы, и силой направил разум навстречу полезным мыслям об ужине, сборе вещей и выбору места на вилле для парковки байка. Он быстрым шагом прошел к двери, коснулся ручки и уже собрался двинуться по коридору к выходу, как вдруг уловил движение. Легкое трепетание возле стены. Драко остановился, чтобы посмотреть, хотя и так знал, чем это окажется. Тем самым, что развевало ее сладкий аромат по всей комнате. Рука взметнулась вверх, и шелковый шарф, соскользнувший с крючка, упал на его пальцы. Малфой отрешенно смотрел на него — на простой кусок ткани насыщенно-синего цвета — одно долгое мгновение, прежде чем собрать его в ладонях и прижать к лицу, глубоко вдыхая. Ткань сохранила не только аромат ее парфюма, но и ощущение ее присутствия — в солнечном свете, с дразнящим взглядом и смехом, льющимся изнутри.

Драко сжал шарф и, положив в карман, сделал глубокий, судорожный вдох.

Он знал, что не стоило брать его. Не следовало иметь при себе что-то, связанное с ней. Он должен был оставить его здесь, как свидетельство того, что у них было, того идеального лета, что они провели вместе.

Он насладился ощущением того, как шелк проскользил между пальцев, прежде чем двинулся вперед и покинул комнату.

Он не задержался в квартире. Он наспех пересек ее, закрывая и запирая двери в нетерпении оказаться снаружи, вдохнуть теплый вечерний воздух и выйти на площадь, усеянную людьми. Теми, кто живет нормальной жизнью, свободной от привкуса жертвы и боли, столь присущих его.

Тем же вечером, после того, как Драко