– И в чем же заключается правда? – спросила Эдит.

– В том, что мы все здесь пленники. – Хейст затушила сигару о грязную тарелку, и угольки жалобно заскрипели, когда она погасла. – Ходы, простолюдины, лорды, леди – все без исключения. Решетки тюрьмы стискивают каждый аспект нашей жизни. Они ловят нашу речь, загоняют в угол наши привычки и отделяют наши дни от наших снов. Это коварная тюрьма. У некоторых есть окна с лучшим видом, некоторые живут дольше, но все мы – заключенные. Я думаю, ты в курсе. Но ты всего лишь еще один заключенный, работающий на начальника тюрьмы, как и тот, другой шпион…

Эдит вздрогнула при упоминании о другом шпионе.

– Другой шпион? Ты имеешь в виду Пинфилда? Ты с ним встречалась?

– Так ты знала этого долговязого парня? Он казался достаточно милым, но не очень хорошим лазутчиком. Я нашла его коробку из-под сигар, полную мотыльков. Он не думал, что я знаю, но я, конечно, знала. Я знаю, как пахнет сигара, и она не пахнет часовым маслом.

– Что ты с ним сделала?

Теперь настала очередь Хейст удивляться.

– Погоди, так это за ним ты все это время охотилась? Тюрьма, застава, Колизей… это не было связано с библиотекой или Королем Ходов. Ты искала его. Должно быть, он очень важен для Сфинкса.

– Он очень важен для меня, – сказала Эдит, выпятив подбородок.

– Да, я это вижу. Мне очень жаль, Эдит. Это место не по-доброму относится к влюбленным. Да, я понимаю.

Но Эдит не поддалась на уловку сочувствия.

– Где он сейчас?

– Я видела, как он крутился возле герцога Вильгельма, прежде чем исчезнуть. Если позволишь строить предположения, я бы сказала, что он достал герцога, и его либо сбросили с края порта, либо швырнули на Черную тропу. Честно говоря, я думала, что именно мне придется убить его, но он продолжал сбивать меня с толку, вступаясь за ходов. Совсем как ты. Вот чего я никак не могу понять: почему вы оба так решительно настроены подорвать авторитет Сфинкса, но при этом настаиваете, что действуете по его указке?

– Потому что Сфинкс не противостоит ходам! – закричала Эдит. – Это яд, который Марат влил тебе в ухо, чтобы убедить тебя, что он – простое решение сложной проблемы. Я вовсе не двулична, я пытаюсь поступать по совести – а тебе промыли мозги, дура!

Хейст откинулась назад, но это не было похоже на отступление. Выражение ее лица оставалось абсолютно безмятежным.

– Я думала, что смогу спасти тебя. Я действительно так думала. Думала, что, если бы я показала тюрьму, в которой ты живешь, ты бы… Но ты же видишь ее, не так ли? Ты прекрасно все видишь. Ты видишь решетку. Ты знаешь тюремщиков. Понимаешь, что нужно сделать, чтобы спастись. Ты просто решила остаться в камере. Ну, я не могу… я не могу этого допустить. И я все же пыталась спасти тебя.

Хейст отшвырнула обеденный стол в сторону. Фарфор повис в каскаде подливки, свечного воска и вина, а она бросилась к горлу Эдит, растопырив золотые когти.

После долгих часов приятного времяпрепровождения Охряник наконец заставил себя вернуться к третьему тому руководства по эксплуатации корабля, отложив в сторону увлекательную книгу о трилобитах. Он пришел в восторг от изображений исчезнувших существ, как правило весьма точных, и похихикал над теориями автора об их поведении, диете и репродуктивных процессах, поскольку тот в основном ошибался. Если Охряник сосредотачивался, он все еще мог вспомнить, как выглядели трилобиты в их первоначальном обиталище, как они плавали, словно креветки, как сражались на древнем океанском дне всевозможными хитиновыми копьями и как спаривались – будто два корабля, обменивающихся пушечным огнем ночью.

Но капитан хотела избавиться от назойливого сигнала тревоги, а он все еще не нашел его причину. Поэтому пилот вернулся к инструкциям.

Корабль был невероятно сложным. В нем имелись системы для очистки и хранения свежего воздуха, герметизации палуб, отвода избыточного тепла и холода, а также для направления энергии, вырабатываемой огромными корабельными батареями. Основной резерв мощности располагался под полом жилой палубы. Для изображения связанных с ним проводов, покрывающих стены и потолки, как сеть сосудов, требовалась сотня страниц со схемами и пояснениями. Охряник теперь знал, как дистанционно открыть главный люк; и что на корабле есть противотуманный сигнал. Он обнаружил, что усиленный носовой отсек можно использовать как таран, чтобы расколоть деревянный корпус надвое, и прочитал, сколько галлонов септика они могут вместить, прежде чем кораблю придется либо вернуться в порт приписки, либо обрушить на долину ливень из удобрений. И все же он так и не понял, какой из тысячи выключателей воздействует на писклявую сигнализацию и почему она вообще запищала. Он уже начал сомневаться, что когда-нибудь справится с этой задачей.

Едва не окосев от чтения информации про подходящие растворители для чистки ковров, Охряник перешел к новой главе в руководстве по эксплуатации – и сразу понял, что его поиски подошли к концу.

Он хихикнул над своим открытием и ткнул в страницу неказистого тома мягко светящимся пальцем. Встал и двинулся прочь от поста, ступая вдоль панелей управления, скользя взглядом вверх и вниз по рядам мигающих зеленых и янтарных глаз, пока не нашел его: маленький дроссель с медной ручкой в форме шмеля. Люлька дросселя имела три отмеченных положения: «ВЫКЛ», «ЗАРЯДКА» и «ВКЛ». Над ним висел датчик со спектральной полосой, переходящей из красного в зеленый. Игла дрожала глубоко в красной зоне. Он переключил управление с «ЗАРЯДКИ» на «ВКЛ», затем прислушался. Он стоял там, склонив голову набок, больше минуты, достаточно долго, чтобы убедиться, что разгадал тайну сводящей с ума тревоги.

Затем Охряник издал торжествующий возглас и, чтобы вознаградить себя, расстегнул китель, который надел по настоянию оленя. Он был как в тисках. Он расстегнул рубашку под кителем и радостно почесался сквозь тонкий жилет, натянутый на брюшке. Он уже собирался вернуться к руководству, чтобы продолжить чтение нового и увлекательного раздела, когда что-то на раме магновизора привлекло его внимание.

Днем в порту становилось все тише и тише. Если не считать пары обычных барж, покачивающихся на внутренних стапелях, единственным пришвартованным судном был «Арарат». И на нем царила тьма, нарушаемая лишь несколькими ходовыми огнями на фальшборте. С наступлением ночи изображение порта на магновизоре утратило четкость. Охряник видел лишь угольные силуэты, кое-где пронзенные светом фонарных столбов, выстроившихся вдоль пирсов. На первый взгляд все казалось спокойным и неподвижным. Он сам не понимал, что именно привлекло его внимание.

Затем фонарный столб у подножия городской лестницы мигнул и погас.

Охряник прищурился, глядя на экран. Края теней затрепетали от движения. Он пристально следил за сгустившимся светом следующей лампы, но вскоре и он замерцал и исчез. Расползающаяся темнота, казалось, кипела от бурной деятельности. Когда погасла следующая лампа, он понял, что шлейф теней вовсе не лениво извивается вокруг порта. Нет, он надвигался прямой линией от городских ворот к трапу их корабля.