– Отец… – произнесла она; мысли её неслись вскачь.

Мрачный кивок её старшего брата.

– Прямо сейчас в одиночестве противостоит Нечестивому Консульту.

* * *

Аспект-Император шагнул прямо внутрь зримого образа Личинок и, пройдя по мерцающим золотом хитросплетениям гравировки щита, остановился в самом центре парящей платформы. Изображения были теперь абсолютно неподвижны – каждый из гротескных старцев застыл с тем или иным немощным выражением на лице.

– Покажитесь! – крикнул Анасуримбор в темноту.

Несмотря на всё своё замешательство, Маловеби не мог не поразиться природе миража, который, будучи абсолютно ничем, тем не менее умудрялся обманывать глаз, видевший на его месте грубую материю. На подбородке ближайшего уродца, застыв, словно пылающая сосулька, висела ниточка слюны, отражающая в себе какое-то уже минувшее состояние Обратного Огня.

– Оставьте свои напрасные ухищрения! – прогремел в поблёскивающем металлом сумраке голос Анасуримбора.

Словно бы в качестве некого таинственного ответа, изображение старцев-Личинок, разок мигнув, исчезло.

Что же происходит? С кем он там полагает, что разговаривает?

Ауранга он сам швырнул навстречу смерти. Ауракс прижимался к Престолу Крючьев, вцепившись в собственные колени и скуля от ужаса, будто избитый до невменяемого состояния пёс, а доносящиеся до слуха Маловеби звуки удушья означали, что Мекеретриг по-прежнему висит над ними…

Шауриатис?

– Прекратите это представление! – крикнул Анасуримбор.

Мог ли Консульт и в самом деле сдаться натиску веков? И настолько одряхлеть?

Анасуримбор неожиданно развернулся вправо, отправив поле зрения Маловеби в полёт по крутой дуге. Выйдя из пятна маслянистого света, Аспект-Император остановился возле вырастающей прямо из пола конструкции, напоминающей золотой плавник – что-то вроде перегородки, которую те, кто в древности восстанавливал и декорировал этот зал, предпочли не снести, а обойти со всех сторон обсидиановыми плитами.

Поначалу Маловеби ничего не мог разглядеть в царящем вокруг сумраке. Кто бы мог подумать, что свисающий с потолка Ад может давать лучшее освещение! Но чем дольше он всматривался в окружающие его контрасты и отблески, тем явственнее они обретали форму каких-то структур и тем больше являли взору подробностей и деталей. Зеркальные полированные полы тянулись вдаль, постепенно превращаясь в какую-то желтушного цвета хмарь, а затем оканчивались изгибающейся золотой стеной. Прямо на линии пересечения обрывающегося пола и нависающей над ним стены открывались устьями проёмов шесть равноудалённых друг от друга шахт – коридоров, некогда ставших путями, ведущими куда-то наверх. Шесть лишённых поручней и каких-либо украшений обсидиановых лестниц поднимались от чёрной полировки пола к этим проёмам.

Пять фигур неумолимо спускались по ним, с каждым своим шагом всё явственнее проступая из теней… и с каждым своим шагом всё больше и больше повергая Маловеби в ужас.

* * *

Возглавляемый Королём Племён и его женолицым сыном отряд скюльвендских всадников двигался вдоль искрошенного гребня Окклюзии. Внизу, среди обугленных и дымящихся остатков лагеря пылал Умбиликус, чем-то напоминая вскрытый нарыв. Вдали, растёкшись по равнине Шигогли, Орда охватывала и терзала Голготтерат своими громадными щупальцами, окутывая всё на своём пути непроглядным покровом, не дававшим ни малейшей возможности рассмотреть творящиеся там, вне всяких сомнений, ужасы.

– Шпион-оборотень… – обратился к отцу Моэнгхус, – она хотела, чтобы ты бросил Племена в атаку прямо через равнину?

– Да… – ответил Найюр урс Скиота, вгрызаясь в плитку амикута.

– Чтобы захватить проломы до того, как Ордалия сумеет в них укрепиться?

Скюльвендский Король Племён наклонился в сторону, чтобы выплюнуть изо рта кусок кости. Вытерев рот исполосованным свазондами предплечьем, он уставился на сына своим неистовым взором.

– Да.

Юноша не дрогнул под этим пронзительным взглядом – да и с чего бы вдруг тушеваться ему, всю свою жизнь прожившему под непроницаемо-бесстрастными взорами дуниан.

– И тогда Народ стал бы кормом для Орды?

Найюр урс Скиота снова плюнул – на сей раз просто ради плевка, а затем воззрился на громаду Высокого Рога, призрачной тенью проступающую сквозь непроглядную бледно-охряную завесу.

– Здесь, – сказал он, – будет сожрано всё.

Ранняя осень, 20 Год Новой Империи (4132, Год Бивня), Голготтерат

Небо и земля завывали – хор, столь же неразделимый на отдельные звучания, как пение ангельских труб, и столь титанический, что он становился голосом всякого человека, дерзнувшего открыть рот, чтобы дышать, не говоря уж о том, чтобы попытаться перекричать его.

До сумерек ещё оставалось несколько страж, но по какой-то причине пыль Шигогли, что, лёжа на земле, была бледной, словно толчёная кость, став частью Пелены, почернела, образовав непроницаемую завесу, превратившую ясный день в почти непроглядную ночь. Драконьи головы изрыгали сияющие огненные струи как внутри, так и под металлической громадой Склонённого Рога. Колдовское пламя, облизывая неземное золото сокрушённого исполина, окружало шрайских рыцарей нескончаемой процессией увядающих теней. Пучки Нибелинских молний вспыхивали над Угорриором, заливая Сынов Среднего Севера мерцающим белым светом, а вдоль западных укреплений Голг к сапогам эумарнанцев перекошенные ярко-синие тени.

Голготтерат превратился в остров, окружённый всполохами убийственного света.

Тысячи нечеловеческих тварей каждый миг бросались на бастионы, но каменные блоки крепостных стен были слишком гладкими, чтобы существа способны были добраться до парапетов и преодолеть их. Одиночные адепты перемещались вдоль гребней куртин и немедленно уничтожали каждого шранка, которому удавалось забраться достаточно высоко, чтобы хоть чем-то угрожать защитникам. Настоящая битва бушевала в проломах, где Орда всей своей мощью обрушилась на людей, плотной массой стоящих на покрытых запёкшейся кровью грудах обломков, и на колдунов, парящих над ними и хриплыми голосами выпевающих проклятые самим Богом смыслы, крушащие темнеющие внизу множества. Это было сражение с могучими волнами, что, накатываясь, разбивались о твердь из колдовства и железа, затем потоками и струйками выживших откатывались назад, когда Орда, устрашившись Воинства Воинств, словно бы отшатывалась, лишь для того, чтобы заново устремиться вперёд. Вновь и вновь мужи Ордалии, выкрикивая неслышимыми среди ужасающих завываний голосами имена богов и возлюбленных душ, останавливали и отбрасывали натиск мерзости. Вновь и вновь они падали на колени или, оставаясь на ногах, поддерживаемые своими товарищами, шатались и в удушье хватали ртом воздух.