Никто не знает, сколько ЛСД произвел Аузли до своего ареста в 1969 году; однако он прославился тем, что «никогда не повышал цену на дозу выше двух долларов, ибо верил, что ЛСД, пущенная в массы, сможет спасти мир».[706] (Лири называл его «тайным агентом бога».) Отчасти из-за этой дешевизны широкое распространение получили «кислотные тесты», рок-концерты с непременным употреблением ЛСД, с участием таких групп, как Grateful Dead, и таких исполнителей, как Б. Б. Кинг. Люди продолжали получать «религиозные» впечатления и переживания. Подобные сцены описывал в своем «Электропрохладительном кислотном тесте» Том Вулф. На тот момент ЛСД еще не была запрещена.

В Лос-Анджелесе музыкальный продюсер Пол Ротшильд организовал запись одного из первых (если не первого) альбома Джима Моррисона и группы Doors, посвященного ЛСД – и записанного полностью под ЛСД. Эту запись Ротшильд считал «одним из важнейших событий в истории рок-н-ролла». Моррисон «впитал» влияния Блейка, Рембо, По, Джойса, Брехта, Вайля, Арто и Ницше, а также представления о шаманизме и дионисийстве – «и все это профильтровал через новую, преображенную ЛСД реальность – или нереальность, зависит от того, как на нее посмотреть».

Сам Ротшильд тоже не чуждался наркотиков. С семнадцати лет он курил марихуану, затем перешел на пейот. По его словам, опыт приема наркотиков научил его по-новому «говорить, думать, жить», и именно «в наркотическом ландшафте» сформировался его талант музыкального продюсера. Он верил, что марихуана помогла ему, например, «глубоко проникнуть» в музыку Баха, понять любовь композитора к Христу – «переживание, которое я считал для себя, еврея, невозможным, пока не забил косяк и не раскрыл свои нервные окончания навстречу подлинному восприятию гештальта музыки». Затем пришел пейот – и все мысли Ротшильда, по его словам, обратились «к единству рода человеческого… Тогда-то я и поверил, что психоделики могут указать путь к богу!.. В то время мы никогда не ловили кайф просто ради кайфа. Принимать наркотики – значило принимать перемены, строить в воображении другой мир – то, для чего позже было придумано слово «глючить»… Наркотики давали более глубокое понимание бытия». В мир музыки Ротшильд вошел через бар «Кеттл оф Фиш» и «Газлайт-кафе» в Гринвич-Виллидж, где концерты и курение марихуаны были неразделимы. Когда же началось распространение кислоты – по его словам, он сразу стал свидетелем ее влияния на музыку.

Произошло это однажды вечером, когда, заглянув в дом Альберта Хоффмана в Вудстоке, он встретил там Боба Дилана, вернувшегося из концертного тура по колледжам Новой Англии. Они открыли холодильник – и обнаружили там кусочки сахара в каких-то золотистых крапинках, завернутые в алюминиевую фольгу. Оба приняли кислоту – и с этого момента, вспоминает Ротшильд, музыка Дилана изменилась: «От простых, но мощных песен с социальной, протестной и нравственной тематикой – к дивно прекрасным композициям, лишенным какого-либо единого и общепонятного смысла… Опыт приема наркотиков словно раздробил сознание Дилана, разбил его на множество блестящих поэтических всплесков: в результате появились такие странные, мистические, прекрасные песни, как Mr. Tambourine Man».

В первые недели 1967 года, добавляет Ротшильд, произошел какой-то прорыв, ярче всего воплощенный в новом альбоме группы Beatles. «Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера», выпущенный в мае 1967, звучал повсюду – и властно утверждал новую культуру: его считали «шедевром» психоделической эры, подтверждая тем самым, что «тема веществ, изменяющих сознание, звучит в каждой ноте нового творения Beatles». На фестивале поп-музыки в Монтерее Джон Филипс из Mamas and Papas сказал: «Вот альбом, доказавший широкой публике то, во что уже много лет верили музыканты: музыка и наркотики в одной упряжке творят чудеса».

За психоделической весной последовало лето любви. Идеальным эго-наркотиком 1960-х стал амфетамин: по описанию Торгоффа, принявший его чувствовал себя больше, лучше, сильнее, умнее и быстрее. Или, говоря словами Энди Уорхола: «Амфетамин не дает тебе душевного покоя – но с ним душевный непокой становится чертовски забавным». Те, для кого этот наркотик стал образом жизни, «стремились во всем дойти до крайности: петь, пока не охрипнешь, танцевать, пока не рухнешь, даже волосы расчесывать, пока не растянешь себе руку».[707]

«С Католической церковью покончено – ее место занял Гринвич-Виллидж!» – объявил Папа Ондайн (настоящее имя Роберт Оливо), актер, снявшийся в нескольких фильмах Уорхола. В фильме «Девушки из Челси», где провозглашалась его «папская булла», он заявлял: «Моя паства – это гомосексуалисты, любого рода извращенцы, воры, преступники всех мастей, все, отвергнутые обществом; я – их пастырь». В «Девушках из Челси», вышедших на экран в 1966 году, на экране много стреляли, да и вообще насилия хватало: как говорилось в одном обзоре, этот фильм демонстрировал «до чего докатилась наша безбожная цивилизация». Газета «Нью-Йорк Таймс» писала об этом фильме так: «Это какой-то адский цирк, гротескный карнавал потерянных душ, кривляющихся в психоделическом ландшафте». Фильм, подающий идеалы мира и любви в гротескно перевернутом виде, имел большой коммерческий и культовый успех, но история его завершилась трагически: в июне 1968 года Валери Соланас выпустила в Уорхола пять пуль.[708] Для многих галлюциногеном стал Вьетнам: немалое число военных пристрастились к наркотикам во время «отдыха и восстановления» в Австралии.

Питер Койот, актер-любитель и основатель «Диггеров» – анархистской группы, бесплатно раздававшей еду, лекарства и предоставлявшей жилье бродягам, наводнившим Сан-Франциско, – писал: «Наркотики стали экспериментом по расширению границ собственной личности: они давали возможность проверить, какие из наших ограничений реальны, а какие внушены нам обществом… Причащение ЛСД совершалось повсюду». Новое поколение искателей истины провозглашало святым все без изъятия. Лири призывал создавать собственные религии на основе сакраментального потребления марихуаны и психоделиков.[709]

15 августа 1969 года около полумиллиона людей собрались в Вефиле, штат Нью-Йорк, на «самую крупную вечеринку ХХ века». Фестиваль в Вудстоке стал предельным воплощением эпохи. «Психоделические наркотики не просто превратили Вудсток в святую трясину, сочащуюся кислотой, – они определили собой и звучание его музыки». Вудсток быстро приобрел культовый статус и окончательно утвердил новые ценности молодого поколения: мир, любовь, свобода, духовность, секс, наркотики и рок-н-ролл – все слилось в единый поток, что позже был назван контркультурой. «Скоро об этом заговорили, как о новой религии: любители музыки сделались искателями истины, рок-звезды – пророками, а наркотики – чем-то вроде волшебной палочки», – писал репортер из журнала «Лайф».[710]