– Тогда оставь двадцать человек на ее корабле и отдай мне остальных!

– Не могу, – упрямо сказал Эгберт.

Я вздохнул.

– Татвин дал бы мне людей, – сказал я.

Татвин был командиром гвардии отца Этельреда.

– Я был знаком с Татвином, – продолжал я.

– Знаю, что ты был с ним знаком. Я тебя помню.

Эгберт говорил отрывисто, давая понять, что я ему не нравлюсь. Когда я был юношей, я несколько месяцев прослужил под началом Татвина. Тогда я был дерзким, амбициозным и высокомерным. Очевидно, Эгберт считал, что я все еще дерзкий, амбициозный и высокомерный. И возможно, не ошибался.

Он отвернулся, и я подумал, что разговор окончен, но он просто наблюдал за бледным, призрачным силуэтом, появившимся за лагерными кострами. Это была Этельфлэд. Она, очевидно, заметила наше возвращение и, завернувшись в белый плащ, сошла вброд на берег, чтобы выяснить, что мы делаем. Волосы ее не были уложены и золотыми спутанными локонами падали на плечи. С ней был отец Пирлиг.

– Ты не отправился вместе с Этельредом? – удивленно спросил я валлийского священника.

– Его светлость решил, что ему больше не нужны советы, – сказал Пирлиг, – поэтому попросил меня остаться здесь и молиться за него.

– Он не просил, – поправила Этельфлэд, – он приказал тебе остаться и молиться.

– Так и было, – согласился Пирлиг, – и, как ты видишь, я оделся для молитв.

Он был в кольчуге и с мечами у пояса.

– А ты? – с вызовом спросил он меня. – Я думал, ты движешься к северной части города?

– Мы собираемся спуститься вниз по реке, – объяснил я, – и напасть на Лунден с пристани.

– Могу я отправиться с вами? – тут же спросила Этельфлэд.

– Нет.

Она улыбнулась, услышав резкий отказ.

– А мой муж знает, что ты делаешь?

– Узнает, моя госпожа.

Она снова улыбнулась, потом подошла ко мне и откинула полы моего плаща, чтобы ко мне прислониться. Этельфлэд натянула мой темный плащ поверх своего белого.

– Мне холодно, – объяснила она Эгберту, на лице которого читалось удивление и негодование.

– Мы старые друзья, – сказал я Эгберту.

– Очень старые, – подтвердила Этельфлэд, обхватив меня за талию и вцепившись в меня.

Эгберт не мог видеть ее рук под моим плащом. Я чувствовал ее золотые волосы у себя под подбородком, чувствовал, как дрожит ее худенькое тело.

– Я считаю Утреда своим дядей, – сказала Этельфлэд Эгберту.

– Дядей, который собирается даровать победу твоему мужу, – заметил я, – но для этого мне нужны люди. А Эгберт не даст мне людей.

– Не даст? – переспросила Этельфлэд.

– Он говорит – ему нужны все имеющиеся воины, чтобы тебя охранять.

– Дай ему твоих лучших людей, – обратилась Этельфлэд к Эгберту легким, приятным голоском.

– Моя госпожа, мне приказано… – начал возражать тот.

– Ты отдашь ему своих лучших людей!

Голос Этельфлэд внезапно стал суровым. Она сделала шаг в сторону, высвободившись из-под моего плаща и выйдя на резкий свет лагерных костров.

– Я – дочь короля! – высокомерно проговорила она. – И жена олдермена Мерсии! И я приказываю тебе дать Утреду твоих лучших людей! Сейчас же!

Она говорила очень громко, и теперь все смотрели на нее. У Эгберта был оскорбленный вид, но он ничего не ответил, а просто упрямо выпрямился.

Пирлиг перехватил мой взгляд и хитро улыбнулся.

– Ни у одного из вас не хватает храбрости, чтобы сражаться рядом с Утредом? – вопросила Этельфлэд у наблюдавших за ней людей.

Ей было четырнадцать лет, она была худенькая, бледная девушка, но в ее голосе чувствовалось наследие древних королей.

– Мой отец хочет, чтобы сегодня ночью вы продемонстрировали свою отвагу! – продолжала она. – Или мне вернуться в Винтанкестер и рассказать отцу, что вы сидели у костров, пока Утред сражался?

Последний вопрос был адресован Эгберту.

– Двадцать человек, – умоляюще воззвал я к нему.

– Дай ему больше! – твердо велела Этельфлэд.

– На судах есть место только для лишних сорока людей, – сказал я.

– Так дай ему сорок! – приказала Этельфлэд.

– Госпожа, – нерешительно проговорил Эгберт, но замолчал, когда Этельфлэд подняла маленькую руку.

Она повернулась и посмотрела на меня:

– Я могу доверять тебе, господин Утред?

В устах ребенка, которого я знал почти всю ее жизнь, этот вопрос звучал странно, и я улыбнулся.

– Ты можешь мне доверять, – беспечно сказал я.

Лицо ее затвердело, глаза стали суровыми. Может, из-за того, что в зрачках ее отражался огонь костров, но я внезапно осознал, что Этельфлэд не просто ребенок, она – дочь короля.

– Мой отец, – сказала она ясным голосом, чтобы ее услышали все остальные, – говорит, что ты – лучший воин из всех, которые ему служат. Но он тебе не доверяет.

Воцарилось неловкое молчание.

Эгберт откашлялся и уставился в землю.

– Я никогда не подводил твоего отца, – резко бросил я.

– Он боится, что твоя верность продается, – сказала Этельфлэд.

– Я дал ему клятву, – ответил я все так же резко.

– А теперь я хочу, чтобы ты поклялся мне, – требовательно произнесла Этельфлэд, протянув тонкую руку.

– Поклялся в чем? – спросил я.

– Что ты сдержишь данное отцу обещание. И что будешь верен саксам, а не датчанам, и будешь сражаться за Мерсию, когда Мерсия того попросит.

– Моя госпожа… – начал я.

Меня ужаснул этот перечень требований.

– Эгберт! – перебила Этельфлэд. – Ты не дашь господину Утреду людей до тех пор, пока он не поклянется до самой моей смерти служить Мерсии!

– Да, госпожа, – пробормотал Эгберт.

До самой ее смерти? Почему она так сказала?

Я помню, что подивился этим словам, и еще помню, что подумал: мой план захвата Лундена висит на волоске.

Этельред отобрал у меня войска, в которых я нуждался, во власти Этельфлэд было дать мне нужное количество людей, но, чтобы победить, я должен был замкнуть на себе оковы еще одной клятвы… А клясться я не хотел. Какое мне дело до Мерсии, разве она меня заботит? Но той ночью меня заботило, как провести людей через мост смерти, – чтобы доказать, что я на это способен. Меня заботила моя репутация, мое имя и моя слава.

Я вытащил из ножен Вздох Змея, зная, зачем Этельфлэд протянула руку, и отдал ей меч рукоятью вперед. Потом опустился на колени, взял ее ладони в свои, и она сжала рукоять моего меча.