Курсы и школы обучения ремеслу существовали при многих благотворительных организациях. Рукоделью обучали девочек в Доме призрения и ремесленного образования бедных детей, основанном в 1860 году по инициативе сестры Крестовоздвиженской общины сестер милосердия В. И. Щедриной в Малой Коломне на Эстляндской улице. Позже его преобразовали в Женскую рукодельную школу императрицы Марии Александровны в 10-й роте (ныне — 10-я Красноармейская ул., 22).

Императрица Александра Федоровна, жена Николая II, организовала промышленно-кустарную школу для русских крестьянских девушек, где их обучали рукоделию, а также школу сестер милосердия, в которой обучали уходу за детьми и больными.

Класс женского рукоделия существовал при Доме трудолюбия в Кронштадте. Работе на пишущей машинке, а также кройке и шитью можно было научиться на курсах при Доме трудолюбия для образованных женщин, основанном в 1896 году (Знаменская ул., 2), правда, обучение было платным. Машинопись стоила 2 рубля в месяц, а кройка и шитье — 10 рублей за двухмесячный курс. Сапожному делу обучали женщин, больных сифилисом и выписавшихся из Калинкинской больницы «в период отсутствия видимых признаков болезни», в Обществе «Квартира трудовой помощи» при Благотворительном обществе при городской Калинкинской больнице в Санкт-Петербурге (Рижский пр., 54). и т. д.

Рижский пр., 54

* * *

О «своих университетах» рассказывает Елена Андреевна Брио. Дочь сапожника из Тамбовской губернии, она в детстве вместе с родителями переехала в Петербург, на Охту. Отец приохотил ее к чтению, мечтал, чтобы она стала писательницей. Однако жизнь сложилась так, что Елене Андреевне пришлось осваивать другие профессии.

Вот что она пишет в своих мемуарах: «В одиннадцать лет отец сумел меня определить в одну маленькую частную гимназию. Закончила я лишь шесть классов: материальные дела семьи с болезнью отца совсем пошатнулись, а тут еще и Первая мировая война грянула. Получила я справку, а справка та никакой юридической силы не имела. Что же делать? Найти бы какие-нибудь курсы, какого-то наставника, который бы подготовил меня к экзаменам на звание народной учительницы. И такой человек, и такие курсы, на мое счастье, нашлись. Опытный педагог Анастасия Адамовна Вейдеман открыла курсы при своем частном Подготовительном училище. Находилось оно на Петроградской стороне на Гатчинской улице в доме № 17. Педагогом Анастасия Адамовна была замечательным! …Экзамены сдала на отлично и хорошо (а их было немало: девять, за исключением иностранных и древних языков почти все — на уровне гимназических требований), и вот 7 июня 1913 года я стала обладателем первого в своей жизни диплома, который именовался „Свидетельством“ о том, что „означенная Елена Ударова удостоена звания учительницы народных училищ“. С сентября 1913 года по декабрь 1916 года вела я занятия для учениц Анастасии Адамовны, взрослых учениц, будущих учительниц, а также с ребятами-малышами. Это уже были профессия, должность, доход. Хотя учебное заведение Вейдеман числилось „состоящим в ведении Министерства народного просвещения“, все бремя расходов лежало на самой заведующей, а она сама-то еле сводила концы с концами, многое делая из чистого энтузиазма.

А время между тем становилось все суровее и голоднее. Пришлось думать о второй, параллельной профессии. В мае 1914 года я узнала о Елизаветинской общине, о том, что там можно и работать, и учиться, а при определенных условиях и успевать совмещать медицину с педагогикой. Судьба мне улыбнулась — меня зачислили сестрой-хозяйкой и дали возможность пройти фельдшерский курс за три года, говоря современным языком, „без отрыва от производства“.

Слово „община“ у нас, как правило, ассоциируется либо с крестьянской общиной (и всей пореформенной полемикой вокруг нее в русской журналистике и публицистике), или с общиной в плане чисто религиозном. Елизаветинская община как учреждение носила совершенно самостоятельный характер. Это было заведение и учебное, и лечебное, и миссионерское, и благотворительное, и хозяйственное, и посредническое… Сразу всего и не назовешь. Одно могу сказать со всей ответственностью — елизаветинки дали мне такую медицинскую выучку, что я на всю жизнь все, чему учили, запомнила. И больных лечила, и детей чужих, и своих, и взрослых, и в пути людям помощь оказывала, и в блокадном Ленинграде, и в эвакуации в Татарии в Кинзикеево и в Шугурах, и роды принимала, и швы накладывала, и зубы рвала, и от простуд и отравлений лечила, и диагнозы многие довольно точно ставила, и в фармакологии немного разбиралась, и даже сама несколько раз несложные операции делала, и после войны уже маленького внука после тяжелейшей дизентерии выходила и спасла! А все это берет истоки там, в Елизаветинской общине.

…На Полюстровской набережной вблизи Охты около завода „Промет“ до сих пор стоит длинное белокаменное двухэтажное здание с железными львами, посаженными на чугунные плиты, с толстыми цепями, идущими от пасти каждого льва. А их там было штук десять!.. Так вот, это здание и была Елизаветинская община…

Девушки сюда попадали изо всех слоев общества, даже из обедневшего дворянства. Здесь они находили приют, покой, душевное равновесие, забвение ото всех былых горестей, унижений, обид. Их кормили, одевали, лечили, учили ухаживать за больными, они приобретали многие нужные, полезные, а то и необходимые каждой женщине навыки. Скажем, готовить и шить елизаветинки умели неплохо! Правда, рабочий день их продолжался почти 20 часов в сутки! Но это не всегда, не каждый день, а прежде всего — в военную годину, когда раненых привозили по несколько раз днем и ночью. К родным и близким младших сестер отпускали лишь раз в месяц, и то с обязательным условием оставить адрес, указать характер родства. Строго уточнялось и время увольнения. Как в армии. В форме в город выходить запрещалось, а старшим сестрам, напротив, запрещалось выходить в город в вольном платье.

Младших сестер брали на годичный испытательный срок. В течение этого года сестра имела право уйти из общины, однако спустя год она уже давала обязательную подписку, закрепощавшую ее на пять лет без права „выхода на волю“ и выхода замуж. Роковой год выдерживали немногие, но те, кто выдерживал, впоследствии из медицины, как мне известно, не уходили, оставаясь ей верными до конца.

Санитарок в современном понимании этого слова в общине не было. Так что младшие сестры несли на себе и груз разного рода уборок, стирок и т. д. Даже в вечерние часы младшая сестра не могла просто так посидеть, почитать. Она была обязана, словно тень, скользить от больного к больному. Впоследствии в разных больницах (то почки донимали, то сердце) я такого ухода никогда и нигде не видывала.

А что еще делали младшие сестры? Шили белье, катали бинты, чистили инструментарий. Ко всему были приобщены, всю медицину, можно сказать, своими руками прощупали, все перевидали, все запомнили… Со всей ответственностью могу заявить: так, как нас, не учили нигде. Конечно, теоретическая подготовка всюду велась основательнее, да и успехи медицины за минувшие годы неоспоримы, однако, что касается навыков, умений, профессионализма, то тут пальма первенства за елизаветинками.