- А вот у дочери Игоря их не было, - барабаню я пальцами по столу, вставляя флэшку в ноут. - О чем это нам говорит?

- О том, что она не его дочь? – тонкие руки Валентин скрещивает на груди, «няшная» обычно физиономия бармена вдруг становится непривычно и необычно холодной и напряженной. Когда думает, он вполне похож на нормального мужика.

Я кликаю по папке, вывожу на экран фото дочери Игоря и самого бывшего смотрителя, поворачиваю ноут так, чтобы Вэлу было все хорошо видно.

- Думаешь, она не его дочь?

Алина похожа на Озерова: те же губы, глаза, та же ямочка на левой щеке из-за улыбки, даже в камеру они смотрели одинаково.

- Мать?

- Тоже мимо, - качаю головой. – Еще варианты?

Валентин подтягивает к себе соседний стул, садится на него, закидывая ногу на ногу, так же, как и я, начинает отбивать чечетку пальцами по столу.

- Перепутали анализы?

- Двадцать раз подряд? – вскидываю я бровь. – Еще варианты?

- Тогда не перепутали, - наконец-то выдает он версию, которая пусть и не кажется правдоподобной на первый взгляд, но может такой быть, - подменили. Специально подменили анализы, чтобы… - и замолкает.

- Вот! – киваю. – Чтобы что? Зачем нужно было менять анализы?

Вэл становится еще серьезнее, более собранным, хотя, казалось бы, куда больше? И я с нетерпением жду его ответа, потому что мне надо услышать подтверждение, надо убедиться, что то, о чем я думаю, не бред. Ну, или хотя бы не совсем бред.

- Первое, что приходит на ум, чтобы скрыть ребенка от Совета, чтобы не регистрировать ее как иную, чтобы она не зависела от…

- Не имеет смысла, - перебиваю я бармена. - Алина была в программе, ходила к психологу и на эти идиотские занятия о том «почему мы не должны калечить людей и почему не должны особенно светиться».

- Не факт, - медленно качает головой бармен. – Это она пока, - делает он ударение на последнем слове, - входила в программу, это она пока посещала психологов. Год-два и Совет бы отвалил.

- Год-два? – в моем голосе недоверие.

- Ну, может, больше. Но в конечном итоге, он бы все равно отвалил.

- Тогда вопрос на тысячу баксов, зачем это Игорю и есть ли в природе реальные анализы Алины? Как понять, что в ней было, если все записи фэйковые?

- Наверху три ведьмы, - поднимается бармен на ноги. – Брось им тряпку, и они возьмут след, – пожимает он плечами и, подхватив пустой бокал, возвращается за барную стойку.

А я верчу в голове мысль о том, какую именно тряпку бросить ведьмам. Хватит ли им просто фотки? Или нужно что-то из вещей Алины? И еще… среди вороха бумаг, книг и записей Игоря была парочка очень-очень любопытных, привлекших мое внимание…

Ладно, они пока все равно заняты, и поэтому я открываю то, что сбросил на флэшку Вэл. И закусываю губу, когда дохожу до последней папки. Десять. Десять пропавших детей: самый ранний – за пять лет до исчезновения Алины, основная масса пропала вместе с ней. Но это официальные данные только по Москве, они не учитывают беспризорников и регионы, ближайшие к Москве города. Детей могло быть больше. Наверняка было больше.

Окей. Ну и что?

Что это дает? Кроме того, что у нас есть примерная вилка в десять плюс-минус лет?

В Москве все закончилось исчезновением Алины, но закончилось ли вообще, непонятно. Ненавижу, когда так. Когда вместо фактов долбанные догадки.

И еще момент, что если Игорь прятал дочь не от Совета, а от кого-то другого? Судя по тому, с какой скоростью «знакомый-знакомого» достал документы Озеровой, сделать это не так уж сложно. И тогда получается, что за Алиной охотились, ее выслеживали… Или все-таки нет?

Я трясу головой.

Среди пропавших много неблагополучных. Почти везде есть записи о приводах, о нарушениях, везде есть личные дела из школ, почти все так или иначе были частыми гостями в детской комнате милиции: мелкое хулиганство, воровство, побеги из дома, употребление и алкоголизм. Дети-алкоголики… Этот мир катится в ад все быстрее и быстрее, и ему не нужен дополнительный фактор в виде свихнувшегося бога.

Я разминаю затекшую шею, меняю позу в кресле и тяну руку к бокалу… Который Вэл утащил несколько минут назад. Вздыхаю и возвращаю внимание к открытым документам. Перебираю информацию в уме, как бусины на четках. И понимаю, что мне не нравится во всем этом.

Нет, не нравится, конечно, все, но особенно…

Алина не вписывается. Не вписывается в компанию несчастных, ненужных родителям детей. Озеров сдувал с дочери пылинки. И тогда вопрос…  Как вообще она попала в поле зрения этого… Ховринки? Как она ее забрала, если действительно забирала…

Вряд ли девчонка в ее возрасте, с тем уровнем опеки, которым окружил ее Игорь, решилась бы на подобный поступок. Вряд ли ей просто пришло однажды в голову что-то из серии: «эй, а почему бы не наведаться в Амбреллу, не полазить по заброшке и не найти на свою сопливую задницу приключений не совместимых с жизнью».

Чушь.

Я еще раз бегло просматриваю документы и открываю базу Совета.

Если пропавшие дети были иными, если были зарегистрированы, они должны быть там. Параллельно открываю свой список. Фото в документах от Вэла нет, а просто по именам я вспомнить не могу. Саши, Кости, Маши, Даши… Их было слишком много. Похожих имен, не душ. Души похожими не бывают, они все разные. Из Ховринки детей я тоже забирала.

Надо проверить.

Пока база грузится, я лезу в поисковик, ищу самую желтушную желтуху того времени, продолжаю просматривать одним глазом список.

- Вэл, - зову бармена, когда поисковик выдает штабеля ссылок, одна другой краше, заголовки – жесть, - ты помнишь, на какое время пришелся пик активности Немостора?

- Перед тем, как их накрыли?

Он выходит из-за барной стойки, идет ко мне.

- Да, наверное.

- Лет двадцать назад, - пожимает он меланхолично плечами. – Но в Ховринке сектанты были и до, и после них.

- Кто-то конкретный?

- Мелкие группки. Это тебе тоже лучше узнать у троицы наверху. Ведьмы наверняка на кого-то напарывались.

- То есть громкого ничего после Немостора не было?

- Я не помню, - пожимает Валентин узкими плечами. – Может и было, просто не афишировали особо. Немостор слишком много шума наделал.

- Вот и я не помню, - тяну, пробегаюсь взглядом по ссылкам. – Сделаешь еще кофе?

- Может, лучше чай? – неуверенно и очень осторожно спрашивает бармен.

- Ты мне еще воды предложи, - отмахиваюсь от попытки позаботиться. Не уверена, но эта попытка кажется отчего-то показушной.

- Проверь сводки Совета, - советует бармен, прежде чем отойти. – Если было что-то серьезное, то оно наверняка там мелькало.