Я рассеянно киваю и вместо сводок лезу в загрузившуюся базу, пробиваю имена и фамилии.

Черт, с каждой следующей секундой это дело все хуже и хуже.

Почти все дети иные, более того, раскрывшиеся иные – темные. Только два имени выбиваются из общей массы: Евгения Колесова и Дмитрий Луговой. С ними непонятно, потому что, как и у Алины, маркеров у них не было. Евгения пропала за три года до дочери Озерова, Дмитрий за год. Оба ушли из дома и не вернулись. Обоих начали искать только через неделю после пропажи, потому что их родители – моральные уроды. И меня это бесит. Бесит сильнее, чем я могла представить. Поэтому мне требуется какое-то время, чтобы успокоиться самой и угомонить пса внутри. Он голоден и зол, ему хочется крови. Я тру шею, разминаю пальцы, а потом опять возвращаюсь к проблеме.

Если это все Ховринка, то почему она сначала забирала детей, а теперь переключилась на всех подряд? Через кого действовала тогда и через кого сейчас? Это один и тот же иной или разные?

Твою мать!

Я с силой захлопываю крышку ноута, поднимаюсь рывком и несусь в кабинет Зарецкого. Три часа прошло, в конце концов, ведьмы наверняка давно закончили то, зачем пришли, пора вынести им мозг. Задать вопросы, которые только множатся. 

Я не знаю, что ищу. Я не понимаю, чего не вижу. У меня куча догадок и не связанных между собой деталей, куча все тех же лоскутков.

Когда я появляюсь в кабинете Аарона, падший шипит на кого-то в телефонную трубку, на месте собеседника я бы давно покаялась во всех грехах и наделала бы лужу в углу. Но кажется, что у неизвестного мне абонента нервы стальные, потому что с каждым словом Зарецкий бесится все больше и больше. Ведьмы и Дашка примерно так же, как и я, наблюдают за хозяином «Безнадеги» с дивана. Японку почти трясет, ее змеища прячется за спиной хозяйки и выглядит жалкой.

- Что случилось? – интересуюсь тихо, склоняясь к Дашке.

- Там, - указывает Лебедева подбородком на Зарецкого, - какой-то сопливый и тупой светлый. Это продолжается уже минут пятнадцать.

- М-м-м, - тяну очень содержательно и сажусь в кресло. – Как все прошло?

- Обычно, наверное, - пожимает Дашка плечами, демонстрирует мне три браслета на правом запястье.

- Мы собирались идти за тобой до того, как… Ну в общем, до, - кивает казашка. Она выглядит немного уставшей, горбится и кутается в сиреневую шаль. На запястье розовеет не успевший полностью затянуться порез, а по комнате все еще стелется шлейф ада.

Наверняка часа через два сюда на остатки стянутся падальщики.

- Я сама пришла, - коротко улыбаюсь. – У меня на самом деле к вам несколько вопросов, Данеш. И к вам, девушки, тоже.

- Спрашивай, - милостиво разрешают мне.

- Я тебя предупредил, - рычит в этот момент Зарецкий. И мобильник крошится в его руке, как бисквитное печенье, дрожит и колышется за широкими плечами воздух, пульсирует на виске жилка. Он поворачивается на каблуках, оглядывает нас и с шумом втягивает в себя воздух, стиснув челюсти.

- Эли?

- У меня есть несколько вопросов, - я протягиваю взбешенному падшему руку, тяну к себе. – Полагаю, тебе тоже интересно будет это послушать.

Он смотрит с прищуром несколько секунд, втягивает назад ад, что успел выпустить и все-таки сжимает кончики моих пальцев на несколько мгновений, становится за креслом, опуская руки на спинку. У него очень горячие руки, почти обжигающие.

- Готов внимать, - все еще с рычанием бросает он, и я поворачиваю голову к казашке.

- Скажите, Данеш, знали ли вы Игоря Озерова?

Я спрашиваю, потому что среди кучи бумаг, в строчках выдуманного Игорем шрифта, смогла разглядеть казахские шаманские символы, потому что мне показалось, что это казахские шаманские символы. И сейчас хотела знать, имеет ли к ним какое-то отношение восточный ковен и его верховная.

- Да, - кивает без колебаний ведьма, только выше на плечи натягивает свою шаль, смотрит на меня сощурившись, сверкают холодным огнем глаза волка-тотема.

- Его дочь?

- Да.

- Вы помогали Игорю ее прятать? – снова спрашиваю, вцепившись в подлокотники кресла. – Потом помогали искать?

- Да. На оба твоих вопроса, собирательница.

Минус один из тысячи. Наверное, должно стать проще и понятнее, но проще и понятнее не становится. Ад Зарецкого концентрируется вокруг, в кабинете так тихо теперь, что я слышу голоса снизу, слышу, как гудит вода в трубах и стрекочет в проводах ток.

- Расскажите мне о Ховринке, - звучит не просьбой, звучит почти требованием, и пока Данеш молчит, я открываю ноут, протягиваю его Аарону. Знаю, что он поймет.

А через несколько секунд Данеш наконец-то начинает говорить. Японка и девчонка из северных почти не дышат, полностью скрывается в складках кимоно восточной ведьмы ее жалкий екай, Дашка смотрит теперь на главу восточного ковена с юношеским острым и категоричным осуждением.

А я делаю пометки в уме и цепляюсь за обивку кресла все сильнее, желание спустить себя с поводка размером с Австралию, и у меня нет уверенности, что я хочу с ним бороться. В конце концов, за несанкционированное извлечение мне грозит всего лишь… Что-то там, в общем, грозит.

Плевать.

Аарон Зарецкий

Не то чтобы Данеш рассказала что-то такое, о чем я не догадывался, но… более радужной ситуация от этого не становилась. Не-а, ни хрена.

Ведьмы кормились от Ховринки, ведьмы ходили туда действительно как в долбанную Мекку и просто брали то, что лежало на поверхности, что оставалось после кривых, косых ритуалов псевдо-сатанистов, что плавало мусором в воздухе после пьянок подростков и наркоманских оргий.

А там было много всего, бери и наслаждайся: похоть, гнев, страх, пьяный и наркотический угар, смерть, боль. Даже дилетантские пентаграммы что-то несли в себе, даже их можно было использовать: поправить пару линий, стереть неумелые руны и нанести поверх свои, расчленить свежий труп в поисках более или менее подходящих органов, сцедить кровь – иногда даже девственницы попадались. В общем, зачем париться и что-то делать, когда вот оно, готовое, почти под носом. 

А еще можно было использовать самих придурков-сатанистов, этих глупых, заигравшихся девчонок и мальчишек, не понимающих куда и во что лезут. Ничего такого, не подумайте. Просто обронить нечаянно слово там, запостить комментарий на стене тут, подкинуть на место сборища несколько свечей с особыми ингредиентами или пару книг, чтобы меньше нужно было исправлять в пентаграммах. И вот они уже вызывают, сука, духа, надышавшись парами болиголова или белладонны. Раскачиваются в трансе не потому что действительно в нем, а потому что так надо, они такое в кино видели, вспарывают брюхо несчастной кошки или собаки, читают призыв – само собой, сплошное фуфло, трахаются, в конце концов.