На следующий день Сципион, чтобы утешить своего друга и союзника, впервые на большом собрании называл его царем всей Нумидии и осыпал различными дарами и наградами, полагавшимися полководцу-триумфатору. Гай Лелий, тоже получив золотой венок, был, как обычно, отправлен в Рим, сопровождать пленных и докладывать о победах (Ливий, ХХХ, 15, 9–14; 16, 1).

После полного подчинения Нумидии Сципион вновь, не встречая сопротивления, перевел свою армию под Тунет, к незаконченному в прошлый раз лагерю. Теперь, после поражения Сифакса, карфагеняне не знали, что противопоставить Сципиону, и, чтобы потянуть время, отправили к нему посольство, состоявшее из членов Совета Тридцати. Ничего конкретного они не предлагали, а только просили не губить их государство окончательно, и тогда его распоряжения относительно их участи будут выполнены.

Сципион выставил следующие условия мира: возврат Карфагеном всех пленных, перебежчиков и беглых рабов, вывод войск из Италии, Галлии, всех островов между Италией и Африкой, отказ от дальнейших претензий на Испанию. Из вооружений карфагенянам дозволялось оставить только двадцать боевых судов, а в качестве контрибуции отдать полмиллиона модиев пшеницы, триста тысяч модиев ячменя и денег (Ливий приводит разные данные – пять тысяч талантов, или пять тысяч фунтов серебра, или двойное жалованье для солдат). На размышления Сципион дал три дня. Карфагеняне не стали отвергать выдвинутых им условий и направили два посольства: одно к проконсулу для заключения перемирия, другое – в Рим, для мирных переговоров (Ливий, ХХХ, 16).

* * *

Боевые действия 203 г. до н. э. в Италии знаменовали собой окончательный крах планов пунийского правительства и военачальников на продолжение войны на Апеннинском полуострове. Их последней надеждой оставалось соединение войск Ганнибала и Магона – задача сверхсложная, если учитывать, что для этого им было необходимо пройти через всю вражескую страну, преодолевая сопротивление многократно превосходивших армий противника. Тем не менее Магон, очевидно, набрав, наконец, достаточное пополнение, попытался это сделать. В области инсубров ему преградили путь два легиона претора Публия Квинктилия Вара и два легиона проконсула Марка Корнелия Цетега. Римляне разделили свои силы: армия Квинктилия Вара должна была принять на себя главный удар врага, а легионы Марка Корнелия держались в резерве, в то время как сам проконсул руководил ходом битвы совместно с претором. О построении армии Магона Тит Ливий ничего не сообщает, что сильно мешает восстановить картину битвы, ход которой был далеко не простым.

Первой с обеих сторон вступила в дело пехота, и в течение продолжительного времени борьба шла на равных. Надеясь добиться перелома в ходе боя, Квинктилий Вар вместе с сыном Марком повел в атаку всю легионную конницу. Магон отреагировал незамедлительно, введя в бой слонов. Их вид, рев и запах настолько напугали незнакомых с такими животными римских лошадей, что они совершенно вышли из повиновения, и конница потеряла боеспособность. Положение римлян становилось все более угрожающим, один из преторских легионов (двенадцатый) понес настолько тяжелые потери, что был бы опрокинут, если бы не подошедший ему на подмогу резервный тринадцатый легион. На него Магон бросил свой пехотный резерв, но составлявшие его кельты были быстро рассеяны. Дело решил одиннадцатый легион, атаковавший слонов. Животных забросали дротиками, в результате чего четыре слона были убиты, а остальные повернули на своих. Этим сразу же воспользовались римские всадники, постаравшиеся развить наметившийся успех. Пунийцы начали отступать, но первое время, благодаря стараниям своего полководца, сохраняли боевой порядок. Развязка наступила, когда Магон получил тяжелое ранение в бедро и был вынесен из строя, после чего отступление пунийцев перешло в бегство. Впрочем, даже из изложения самого Ливия итог этой битвы трудно отнести к бесспорным победам римлян. Об этом говорят приводимые им данные о потерях: до пяти тысяч убитых у карфагенян, две тысячи триста – у римлян, в том числе три военных трибуна (Ливий, ХХХ, 18). Для того чтобы подорвать боеспособность армии Магона, такое количество погибших выглядит явно недостаточным, и, очевидно, именно его рана послужила основной причиной того, что пунийцы прекратили сражение и не смогли продолжать дальнейшее продвижение в глубь Италии.

На следующую ночь Магон снялся с лагеря и отступил к лигурийскому побережью. Там к нему прибыли гонцы из Карфагена с приказом правительства как можно скорее возвращаться в Африку, так как действия Сципиона поставили пунийское государство в такое положение, что о войне в Италии приходилось забыть. Ничего другого в сложившейся ситуации Магону и не оставалось. Полноценно руководить армией он не мог, а неудачный исход сражения неминуемо должен был повлечь за собой измену лигурийцев. Погрузив свои войска на корабли, он отправился в Африку. О дальнейшей судьбе брата Ганнибала сохранились весьма разноречивые сведения. Со слов Аппиана следует, что спустя два года он был все еще жив и находился, очевидно, на севере Италии, где продолжал набирать армию кельтов (Аппиан, Ливия, 49). По Зонаре, он прибыл в Африку, но был снова отправлен в Италию (Зонара, IX, 13, 10), а согласно Корнелию Непоту, он уже после окончания войны бежал из Карфагена и погиб, возможно, при кораблекрушении или был убит своими рабами (Непот, Ганнибал, 8). Но наиболее достоверной выглядит информация Тита Ливия, в соответствии с которой Магон умер от раны во время морского перехода в Африку, как только его корабли миновали Сардинию (Ливий, ХХХ, 19, 5). В любом случае ни один из источников не говорит, что Магон сколько-нибудь заметно участвовал в событиях, происходивших после его поражения от римлян в стране инсубров, будь то в Италии или в Африке, что, учитывая его статус, кажется совершенно невозможным.

Тем временем на юге Италии армия консула Гнея Сервилия продолжала постепенно сокращать территорию, подконтрольную Ганнибалу. Исход войны был очевиден всем, и города Бруттия (в их числе Авфуг, Берги, Безидии, Окрикул, Лимфей, Аргентан) один за другим сдавались консулу. Тогда же произошло последнее сражение между римским консулом и Ганнибалом на территории Италии. Единственное, что о нем известно достоверно, – это место, и то весьма приблизительно: окрестности города Кротон. Кто вышел из него победителем – тоже не ясно, по крайней мере, Тит Ливий резко отрицает данные Валерия Антиата о пяти тысячах погибших со стороны пунийцев; очевидно, по его мнению, эта цифра завышена. Но даже если Ганнибал тогда и победил, использовать плоды своего успеха он был не в состоянии, хотя бы по той причине, что к нему, как и к Магону, прибыли послы из Карфагена с требованием покинуть Италию, чтобы спасать родной город.

Несмотря на то что неудача похода в Италию была очевидна уже давно, осознание того, что его необходимо прекратить, далось Ганнибалу нелегко. По крайней мере, именно такое впечатление остается от речи, которую вложил в уста Пунийцу Тит Ливий: «Уже без хитростей, уже открыто отзывают меня те, кто давно уже силился меня отсюда убрать, отказывая в деньгах и солдатах. Победил Ганнибала не римский народ, столько раз мною битый и обращенный в бегство, а карфагенский сенат своей злобной завистью. Сципион не так будет превозносить себя и радоваться моему бесславному уходу, как Ганнон, который не смог ничего со мной сделать, кроме как погубив Карфаген, только бы погрести под его развалинами мой дом» (Ливий, ХХХ, 20, 2–4). Сомнительно, впрочем, чтобы Ганнибал всерьез мог относиться к этим словам, если вообще их произносил, ведь почти на всем протяжении войны он получал подкрепления из Карфагена, а влияние в совете его противников – «партии» Ганнона Великого – было крайне малым (единственное за всю войну упоминание о Ганноне связано с приездом в Карфаген Магона после битвы при Каннах, но и тогда его слова остались неуслышанными). Судя по всему, пунийский полководец просто хотел извлечь хоть какую-то выгоду из своего поражения, заранее возложив ответственность за него на своих политических противников. Далее Ливий прямо подтверждает, что Ганнибал предвидел необходимость ухода из Италии и приготовил для этого флот.