Теперь уже в Карфагене запаниковали всерьез, ведь в городе не было армии, способной противостоять завоевателям, а самый опытный из находившихся в Африке полководцев – Гасдрубал, сын Гисгона, – уже неоднократно терпел от Сципиона поражения. Всем было ясно, что на этот раз обычным грабительским набегом дело не обойдется и нужно будет сражаться за само свое существование. Дороги были забиты беженцами, стремившимися укрыться в городах, в столице был объявлен набор воинов, ее ворота заперли, а на стенах расставили караулы, как будто осада уже началась. На разведку римских позиций был высланы пятьсот всадников, которые наткнулись на отряды римской конницы, разъезжавшие по окрестностям, и были разбиты, потеряв своего командира Ганнона (Ливий, XXIX, 28, 2–10; 29, 1).

Итак, начало африканского похода складывалось для римлян весьма успешно. Они одержали первую победу, взяли один из соседних городов, захватили большую добычу (только пленных восемь тысяч), но самое важное было в том, что к их армии присоединился Масинисса с конным отрядом численностью в двести, а по другим данным – в две тысячи человек.

Чтобы восполнить понесенные потери, карфагеняне сформировали новый конный отряд, отдав его под командование Ганнону, сыну Гамилькара. Одновременно с этим были посланы гонцы к Сифаксу и Гасдрубалу, сыну Гисгона, с просьбами о скорейшей помощи. Новый командир конницы занялся набором добровольцев, в основном нумидийцев, и быстро довел численность своего отряда до четырех тысяч человек. С этими силами он занял город Салеку (у Аппиана – Лоха) милях в пятнадцати от Утики, к которой перенесли свой лагерь римляне. Узнав, что вражеская кавалерия заняла позиции в городе, Сципион сделал вывод о неопытности его командира и решил, не теряя времени, его атаковать. По дороге к Салеке направился со своими всадниками Масинисса, а параллельно ему, скрываясь за холмами, продвигалась римская конница. Подойдя к городу, Масинисса сумел ложным отступлением выманить отряд Ганнона, после чего его окружили вышедшие из засады римляне. В ходе боя и последовавшей за ним погони было убито и взято в плен около трех тысяч пунийцев, из них не менее двухсот карфагенских граждан, в том числе и командир Ганнон (Ливий, XXIX, 34). (По версии Аппиана, Масинисса в то время еще не перешел к римлянам в открытую и пользовался доверием у Ганнона, которого и заманил в засаду. После разгрома отряда Масинисса взял Ганнона в плен и потом обменял у Гасдрубала на свою мать (Аппиан, Ливия, 14).

Сципион захватил Салеку и несколько ближайших городов, после чего попытался взять Утику. Штурмы со стороны суши и моря были отбиты, и Сципион перешел к осаде. Единственными, на кого в этой ситуации могли рассчитывать горожане, были Гасдрубал, сын Гисгона, и Сифакс. По прошествии достаточно продолжительного времени, в течение которого Гасдрубал ожидал выступления Сифакса, оба они привели свои армии под Утику и расположились неподалеку от римского лагеря. Силы у них, если верить Полибию, были довольно внушительные: около тридцати тысяч пехотинцев и трех тысяч конников у Гасдрубала и пятьдесят тысяч пехоты и десять тысяч конницы у нумидийского царя. Это заставило Сципиона оставить осаду и перенести лагерь на мыс, немного южнее города. Приближалась зима, и в этом, не очень выигрышном для римлян положении военные действия в Африке были приостановлены (Полибий, XIV, 1, 14; Ливий, XXIX, 35, 4–15).

* * *

Тем временем в Италии война шла своим чередом. В Бруттии в окрестностях Кротона армия консула Публия Семпрония Тудитана вступила в бой с Ганнибалом и, потеряв около тысячи двухсот человек, отступила. На следующий день Тудитан соединил свои силы с армией проконсула Публия Лициния Красса и вновь атаковал карфагенян. Численное превосходство римлян сыграло свою роль, и Ганнибал вынужден был отойти в Кротон. По словам Ливия, пунийцы были разбиты наголову, и их потери составили больше четырех тысяч убитыми и почти триста пленными. Хотя данные о потерях трудно опровергнуть, вряд ли итоги этого боя были для Ганнибала особенно тяжелы, иначе можно было бы ожидать, что римская армия станет его преследовать, чтобы добить окончательно, но этого не произошло (Ливий, XXIX, 36, 4–9).

Вместо этого консул продолжил сокращать территорию, подконтрольную пунийцам. На западном побережье Бруттия им была штурмом взята Клампетия, а несколько небольших городов (в числе них называются Консентия и Пандосия) сдались римлянам добровольно (Ливий, XXIX, 38, 1).

На севере Апеннинского полуострова карфагенянам тоже не удалось добиться каких-либо успехов. Ливий не говорит ничего о действиях Магона, очевидно, он весь сезон провел в ожиданиях, когда контингенты от лигуров и кельтов станут достаточными, чтобы можно было на равных противостоять контролировавшим его римским армиям. Консул Марк Корнелий Цетег использовал затишье для нормализации обстановки в Этрурии, где с появлением армии Магона усилились антиримские настроения, причем в первую очередь среди местной аристократии. Об организованном мятеже речи пока не шло, поэтому консул не прибегал к карательным операциям, ограничившись проведением судебных разбирательств (по словам Ливия, «вполне беспристрастных»). В результате преследований оппозиция оказалась обезглавленной: те, кто не был осужден (и, вероятно, казнен), бежали, а их имущество было конфисковано (Ливий, XXIX, 36, 10–12).

Подводя итог, можно сказать, что карфагеняне были не в состоянии не то что вернуть себе инициативу в войне в Италии, но и отвлечь римлян от операции в Африке, а те, в свою очередь, просто не хотели тратить силы на уничтожение противника, выжидая, пока, вследствие действий Сципиона, Ганнибал уберется сам.

* * *

Хотя зимой 204–03 г. до н. э. военные действия, как обычно, остановились, противники активно готовились к их продолжению и не оставляли дипломатической борьбы. Карфагеняне строили новый флот, чтобы отрезать снабжение римской экспедиционной армии, в то время как Сципион задумал внести раскол в лагерь противника, попытавшись снова переманить на свою сторону Сифакса. Нумидийский царь был, в общем, не против, но при этом он еще хотел обеспечить прекращение войны и поэтому требовал, чтобы карфагеняне ушли из Италии, римляне из Африки, а остальные захваченные территории оставили при себе. Согласиться на это Сципион не мог, но переговоры поддерживал, давая Сифаксу понять, что компромисс возможен. В то же самое время римский полководец не оставлял надежды найти у противника слабое место, чтобы ему не пришлось сражаться с объединенными силами карфагенян и нумидийцев (Полибий, XIV, 1, 1–11; Ливий, XXX, 3, 3–7). Аппиан также рассказывает, что Сифакс, в свою очередь, пытался установить мир с Масиниссой, предлагая ему в жены любую из своих дочерей и одновременно планируя его убийство на случай несогласия (Аппиан, Ливия, 17).

Воспользовавшись тем, что в последнее время обмен посольствами с Сифаксом усилился, а количество послов и их перемещения в стане противника никак не ограничиваются, Сципион стал включать в состав посольств своих лучших центурионов. Они, переодетые рабами-конюхами, самым тщательным образом осматривали вражеский лагерь, замечая планировку, расположение выходов, организацию караульной службы и материал, из которого изготовлены жилища воинов. Всего, как уже говорилось, лагерей было два, один карфагенский, другой нумидийский, расстояние между которыми было около десяти стадий. При этом если карфагеняне сделали себе подобия домов из дерева и листьев, то у нумидийцев большая часть людей жила вообще вне лагеря, а в качестве жилищ у них были шалаши из тростника и листьев. Это и навело Сципиона на мысль устроить поджог нумидийского лагеря (Полибий, XIV, 1, 11–15; Ливий, ХХХ, 3, 8–10; 4, 1–3).