(Совершенно другое описание сражения дает Аппиан, однако в данном случае воспринимать его как заслуживающий доверия источник не представляется возможным. Так, одним из его центральных эпизодов, во многом определивших ход сражения, стали личные поединки Ганнибала – вначале со Сципионом, а потом с Масиниссой, в ходе которых пунийский полководец поразил коней своих противников, а Масинисса получил ранение. Этот сюжет, подходящий для героического эпоса и в принципе способный иметь место в биографии Масиниссы, совершенно нереален, учитывая боевые традиции как римлян, так и карфагенян, и добавляет сомнений при рассмотрении других мест в произведении Аппиана, где трактовка событий отличается от принятой Полибием и Ливием. Аппиан, Ливия, 43–47).

Данные о потерях сторон в источниках заметно различаются. Полибий называет такие цифры: более полутора тысяч убитых римлян (очевидно, нумидийцев он не посчитал), более десяти тысяч погибших и немногим меньшее число пленных карфагенян (Полибий, XV, 14, 9). По Аппиану, погибло две с половиной тысячи римлян, еще больше нумидийцев Масиниссы, двадцать пять тысяч воинов Ганнибала, при этом в плен было захвачено восемь с половиной тысяч пунийцев; кроме того, в ходе битвы на сторону римлян перешли триста иберов и восемьсот нумидийцев (Аппиан, Ливия, 48). Самое несоразмерное соотношение потерь находим у Ливия: более двадцати тысяч убитых пунийцев, столько же взятых в плен, а также в качестве трофеев сто тридцать два знамени и одиннадцать слонов; потери победителей римский историк оценил примерно в полторы тысячи убитыми (Ливий, ХХХ, 35, 3). Но даже если цифры Ливия считать завышенными, итог битвы не оставлял сомнений: карфагенская армия перестала существовать и продолжать борьбу Ганнибалу было не с чем. Приехав из Гадрумета в Карфаген, он объявил в совете, что проиграл не только битву, но и всю войну (Ливий, ХХХ, 35, 10). Теперь он мог надеяться только на мирные переговоры, на организацию которых и направил все свои силы и влияние.

Собрав трофеи, Сципион направился к Утике. Отправив Гая Лелия сообщить в Рим о своей самой славной победе, Сципион во главе флота двинулся на Карфаген. Сухопутная армия под командованием пропретора Гнея Октавия следовала вдоль берега. Римский флот подходил к гавани Карфагена, когда навстречу ему вышел корабль с десятью главами правительства, среди которых были Ганнон Великий и Гасдрубал Козел, своим видом выражавшие покорность и просьбу о снисхождении. Сципион не был настроен беседовать на корабле и в качестве места для переговоров выбрал Тунет, куда он намеревался перевести свою армию (Аппиан, Ливия, 49; Ливий, ХХХ, 36, 1–6).

Вернувшись в Утику, Сципион пошел на Тунет. По пути стало известно о приближении нумидийской армии Вермины, сына Сифакса, которая в результате своевременно устроенной засады была наголову разгромлена (сведения Ливия о потерях Вермины – пятнадцать тысяч убитых, тысяча двести пленных – явно завышены; Ливий, ХХХ, 36, 7–8). И без того плачевное положение карфагенян стало еще хуже, но вместе с тем оно не было безнадежным. Несмотря на то что большинство из военного совета Сципиона желало разрушить Карфаген, всем было ясно, что даже теперь захватить этот прекрасно укрепленный город будет если и возможно, то потребует много времени, а Сципион им в таких количествах не располагал. Как и его противники, он был горячо заинтересован в скорейшем заключении мира, пока в Африку не прибыл получивший ее в качестве провинции консул Тиберий Клавдий Нерон и не присвоил лавры победителя (Ливий, ХХХ, 36, 10–11).

Новое пунийское посольство, на этот раз из тридцати человек, прибыло в римский лагерь под Тунет. После неизбежных упреков в нарушении перемирия и вероломстве Сципион изложил карфагенянам свои условия прекращения войны. За ними сохранялось право на все земли на территории Африки, которые у них были до войны, со всем находящимся на них имуществом. Карфаген сохранял свои законы, и ни в одном из его городов не должен был оставаться римский гарнизон. Карфагеняне должны были возместить римлянам ущерб, нанесенный во время нарушения перемирия, выдать всех пленных и перебежчиков, передать всех без исключения слонов и все боевые корабли, кроме десяти трирем. Отныне карфагенянам запрещалось вести самостоятельную внешнюю политику и объявлять кому бы то ни было войну без разрешения римского сената. Все наследственные владения и имущество Масиниссы должны быть возвращены, причем в тех пределах, как укажет сам Масинисса (впоследствии эта неопределенность стоила карфагенянам чрезвычайно дорого). Была названа и сумма контрибуции – десять тысяч серебряных талантов со сроком выплаты в пятьдесят лет. Наконец, до утверждения договора в римском сенате карфагеняне должны были в течение трех месяцев обеспечивать армию-победительницу продовольствием и жалованьем. В качестве обеспечения договора Сципион потребовал сто заложников в возрасте от четырнадцати до тридцати лет (Полибий, XV, 18; Ливий, ХХХ, 37; Аппиан, Ливия, 54; Дион Кассий, фрагменты, 82).

Выслушав Сципиона, послы удалились в Карфаген оповестить правительство и народ. Условия были очень тяжелы, причем их главная опасность заключалась в пунктах, касающихся Масиниссы и зависимости Карфагена от Рима в решении вопросов войны и мира. По сути дела, в соответствии с желаниями римлян карфагеняне могли стать совершенно беззащитными перед лицом любой внешней агрессии, прежде всего со стороны своего соседа – Нумидии.

Обсуждение требований Сципиона в совете и народном собрании Карфагена было непростым. Даже теперь еще далеко не все считали, что продолжение борьбы невозможно. Наиболее воинственным было настроение торгово-ремесленных слоев городского населения, которым в случае подтверждения условий договора предстояло не только расстаться со значительной частью своего имущества, но и переживать голодные времена, так как и без того скудные продовольственные запасы пойдут римлянам. Надеясь получить поддержку, они обратились к Ганнибалу, но тот, наверное, больше других граждан Карфагена желал скорейшего заключения мира, и когда один из членов совета, некий Гисгон, начал было выступать перед народом с призывами не соглашаться на условия Сципиона, полководец сам стащил его с трибуны. Такое поведение в совете, конечно, не было нормой, и Ганнибал, искренне или не очень, просил прощения за свою несдержанность, оправдываясь более чем тридцатилетним отсутствием на родине. Вместе с тем он убеждал своих сограждан утвердить предлагаемые условия договора, которые в их положении были далеко не такими жесткими, какими могли бы быть. Его авторитет подействовал на всех, и договор утвердили. Невозможным оказалось только возвратить римлянам грузы с разграбленных кораблей. Вместо них было установлено возмещение в размере двадцати пяти тысяч фунтов серебра (Полибий, XV, 19; Ливий, ХХХ, 37, 7–12; 38, 1–5).

Окончательное заключение договора на уровне правительств заняло довольно много времени. Карфагенские послы отправились в Рим, где сопровождавший их Луций Ветурий Филон рассказал о последних событиях в Африке. Прибытие посольства совпало с очередными консульскими выборами, так что переговоры оказались под угрозой – одному из новых консулов, Гнею Корнелию Лентулу, очень хотелось самому повоевать в Африке и получить ее в качестве провинции. Однако по решению народного собрания командование сухопутными войсками в Африке было сохранено за Сципионом, а Лентулу дан флот. После этого карфагенское посольство предстало перед сенатом. Речь возглавлявшего его Гасдрубала Козла была встречена в основном благосклонно. Когда же один из сенаторов спросил его, именами каких богов они будут клясться, если прошлый договор нарушили, он ответил: «Все теми же, которые так сурово карают нарушителей договора» (Ливий, ХХХ, 40; 42, 11–21).