Эстонии и Банком Англии подписано только 8 октября 1920 г. И ни для кого не было секретом, что это российское золото сразу же хлынуло в Англию на миллионы фунтов, а деньги от его продажи предназначались именно для нужд Советской России. Все в Лондоне прекрасно знали это, но делали вид, будто огромные объемы золота, неведомым образом оказавшиеся в распоряжении вчера еще не имевших за душой ни гроша эстонцев, которые до этого и государственности-то своей никогда не знали, принадлежат именно Ревелю. Но разве могли англичане отказаться от такого куша в столь сложный для себя момент послевоенной истории? Главное условие эстонцам, а точнее Советской России, состояло в том, что они имеют право продавать «свое золото» исключительно Банку Англии, причем по цене за унцию на 1 шиллинг ниже, чем текущая на рынке. При поступлении партии драгоценного металла Банком Англии выдавался аванс в размере 90 % стоимости золота. Окончательная цена устанавливалась по результатам проверки чистоты слитков. Притом сроки этой процедуры не оговаривались, что фактически создавало Банку Англии дополнительный бесплатный кредитный ресурс. Москва через эстонцев пыталась добиться права использовать часть золота в качестве депозита или обеспечения по кредитам, но Банк Англии категорически возражал, хотя металл в любом случае оставался бы в его распоряжении. Так началось то, что в американских банковских кругах, по сообщению вашингтонского корреспондента газеты «Таймс», называли «азартной игрой»[1341]. Но это все еще впереди.

Нельзя не признать верность выбранной Красиным тактики опосредованного давления на Лондон. Так, в письме Чичерину от 16 сентября 1920 г. он предлагал, несмотря на демонстрируемую англичанами утрату интереса к переговорам с Москвой, сохранять спокойствие, ни в коем случае не выходить из переговорного процесса, «стараясь возбуждать путем отдельных сделок жадность Сити к нашему золоту и косвенным давлением Сити влиять на правительство»[1342]. И это, как видим, сработало.

В США же продолжали демонстративно делать вид, будто придерживаются политики абсолютного эмбарго на любое золото российского происхождения. Однако уже в августе 1920 г. в США прибыла партия слитков, имевшая клейма Монетного двора Швеции. Пробирная палата (Assay Office), призванная контролировать запрет на поставки русского золота в США, внезапно ослепла и, несмотря на вопли огромного количества держателей долговых обязательств царского правительства, совершенно не увидела здесь «руки Москвы». Хотя всем было предельно ясно, что этот драгоценный металл поступил из Советской России и только аффинирован в Швеции. В советских документах указывалось: крайне необходимо, чтобы поступивший в Швецию «товар [золото] переплавлен был бы и почищен»[1343]. Наверное, термин «отмыть» тогда еще не очень прижился.

Не заметить такой подлог абсолютно невозможно. Столь выборочный подход США — друзьям все, остальным закон — крайне задел англичан, поскольку поставки золота из Банка Англии блокировались исключительно по причине его российского происхождения. Даже в Банке Англии были вынуждены заявить, что «подавляющее количество золота поступает из России» и США не воспрепятствовали его ввозу на свою территорию «исключительно из-за их дружеских отношений со Швецией». «Существует мало сомнений, — отметили английские банкиры, — что законодательное положение, призванное ограничить поступление в Америку крупных партий русского золота, провалилось»[1344].

Понимая всю заинтересованность американцев в получении советского золота, Москва не стеснялась прибегать к помахиванию этой сладкой морковкой перед носом капиталистов, возбуждая у последних яростное желание как можно скорее ею полакомиться. «Мы не можем установить кредита, депонируя русское золото в американских банках, до тех пор пока существует опасность, что эти депозиты будут подвергнуты конфискации или другим ограничениям», — подчеркивалось советскими дипломатами в США. И главное: «Мы просим только одного: права покупать товары на американском рынке, отправлять их в Россию и платить за них [выделено мною. — С. Т.]»[1345]. При этом США определенно рассматривались Москвой как наиболее алчное, а значит, наименее политизированное и самое податливое к воздействию путем заурядного подкупа звено в цепи экономической блокады, которую Запад пытался набросить на шею России.

Ну какой же промышленник-капиталист устоит перед таким предложением? А дальше, как и положено, выставлялся длинный перечень того, что хотела бы видеть Москва со стороны Вашингтона. Тут и отмена запрета ФРС на акцептование тратт, выставленных на эстонские банки, и восстановление почтово-телеграфных связей, и свобода передвижения советских представителей, и контакты с американскими бизнесменами. Лихо, ничего не скажешь. А главное, как бы невзначай продвигалась мысль, что конкуренты не дремлют, что Красин уже давно в Лондоне и договаривается с Ллойд-Джорджем, а царский золотой запас пусть и огромен, но не бесконечен.

Конечно, все эти позитивные сдвиги в позиции Великобритании формально по отношению к Эстонии, а фактически к России объективно играли на руку Красину в ходе переговоров по торговому договору. К тому же Ллойд-Джордж не мог не учитывать тот факт, что и со шведами об аффинаже царского золота договорился все тот же Красин[1346]. А он подогревает колебания Ллойд-Джорджа, проявляя в своих письмах нетерпеливое стремление как можно скорее наладить реализацию российского золота… во Франции, причем за доллары, а потому неофициально. «Принимая во внимание, что покупка американской валюты во Франции контролируется правительством, приобретение сразу всего количества долларов, потребного для оплаты 3-х тонн, привлекло бы внимание. Поэтому покупатель не может взять сразу 3-х тонн, а хочет их взять постепенно партиями по 1 тонне»[1347]. Прекрасно понимая, что англичане читают его переписку, Красин, вполне допускаю, таким образом подзуживал своего партнера по переговорам действовать быстрее, ведь он определенно сознавал несерьезность обсуждаемых вариантов продажи золота французам. И что было делать Ллойд-Джорджу? Ведь как только начинаешь заниматься русским золотом, куда ни повернись, натыкаешься на Красина!

После первой, так сказать, «пробной» эстонской партии последовала поставка еще пяти — всего 688 723 стандартных унции (около 21 450 кг), что при эталонной цене в 3.17.9 ф. ст. (3 фунта 17 шиллингов и 9 пенсов) составило 2 677 400 ф. ст. Однако на самом деле рыночная цена тогда колебалась от 95 до 107 шиллингов за 1 унцию. Вся операция прошла в целом гладко, за исключением последней партии, которая прибыла в порт 18 марта 1921 г. Силовая установка парохода, на котором следовал ценный груз, вышла из строя. Экипажу пришлось непосредственно в открытом море перегружать ящики с золотом на другое судно, что добавило волнений и резко повысило расходы на транспортировку и страховку груза.

Все поступившее золото первоначально размещалось в Банке Англии, однако затем средства, вырученные от его продажи, по просьбе правительства Эстонии переводились в Банк Шотландии на его счет. Как мы знаем, Банк Шотландии что тогда имел, что сейчас имеет право эмиссии собственной валюты — шотландского