Одна из досок была проломлена насквозь, но через дыру позади нее обнаружилось нагромождение поленьев, бревен, досок…

– Там завал! – крикнул Эгиль.

– Да тролль им в Хель, ётун им в рыло! – в ярости Годо ударил кулаком по треснувшей доске. – Назад!

Порок откатился, щитники и стрелки попятились. Пока русы готовили порок, тархановцы тоже приготовились и завалили ворота изнутри всем, что попалось – дровами, бревнами разобранных построек.

– На вал! – разгоряченный и полный ярости, Годо не желал отступать.

Победа была почти в руках, и тут какие-то троллевы дрова!

– Вперед! – он взмахнул рукой, указывая на вал справа от ворот, со стороны дуба.

– Лучники! – Свен знаком показал, чтобы часть людей осталась на поле и прикрывала бегущих стрельбой.

Неровной толпой хирдманы устремились к валу. Он был не слишком высоким – в пару человеческих ростов – и не слишком крутым, но попытки взбежать на него с налета не удались. Башмаки у многих хирдманов были снабжены ледоходными шипами, но даже они скользили и срывались: вал оказался покрыт толстой коркой льда. Стрелы по-прежнему сыпались сверху, легко находя жертв. С такого близкого расстояния защитники Тарханова начали метать и сулицы; потеряв щит, то один, то другой хирдман отступал, многие оказались ранены. Несколько тел осталось лежать у подножия вала.

– Вперед! – яростно кричал Годо, продолжая карабкаться на вал.

Упираясь в лед копьями и сулицами, он с телохранителями и еще с десяток человек все же смогли добраться до плетня. Видя это, иные из защитников соскочили с гребня вала и устремились им навстречу; теперь противников разделял только плетень, и тархановцы кололи врагов копьями прямо сквозь него.

– Руби! – кричал Годо.

Приходя в неистовство, он даже думать не мог об отступлении и не замечал опасности. Эгиль, выбранившись, схватился за плечо – в нем торчала стрела. Его ростовой топор упал на снег; подхватив его, Годо нанес такой мощный удар по плетню, что тот сразу пошатнулся.

– Руби! Руби! – кричали хирдманы, сумевшие зацепиться за плетень.

Кто-то рубил жерди, в то время как другие прикрывали их стрельбой; но и тархановцы сбежались к этому месту, где явно грозила опасность прорыва, в таком количестве, что стояли плечом к плечу.

Рослый, мощный, будто сам Тор, в яростном порыве Годред рубил плетень двуручной секирой и уже выбил несколько жердей. Свен распоряжался лучниками, чтобы по возможности отогнать защитников с вала или хотя бы не дать им свободно поливать стрелами осаждавших.

Справа от Годо оставался еще один его телохранитель с щитом в руках – Хагни. Сулица с вала ударила в щит и вонзилась; от толчка Хагни дрогнул и заскользил по склону вниз, одновременно пытаясь и удержаться на ногах, и удержать щит, чтобы самому не стать легкой жертвой стрелков.

– Годо, назад! – закричал Свен, видя, что брат остался вплотную с врагом совсем без прикрытия.

Но в шуме битвы Годо, конечно, не мог его услышать, а сам даже не заметил исчезновения Хагни – в бешенстве он рубил плетень, расширяя дыру, и тархановцы с той стороны пятились перед этой мощной фигурой, неудержимой, как порыв бури, валящий деревья в лесу. В шлеме, наполовину закрывавшем лицо, он казался каким-то нечеловеческим существом, неуязвимым и неудержимым. Убитые и раненые среди защитников срывались с вершины вала и катились вниз, с внутренней стороны плетня уже лежало несколько тел.

Бросив взгляд на вал, Свен заметил человеческую фигуру с луком в руках, прямо под дубом. Расстояние было невелико, и Свен легко узнал стрелка – это был тот самый пленник, беглец и убийца, по имени Хастен.

– Эй! – живо обернувшись, он указал на него хирдманам вокруг себя; двое или трое натянули луки, выцеливая Хастена.

Годо хотел взять его живым, мелькнуло у Свена в голове.

Тем временем сам Годо, зацепив секирой за верх плетня, потянул на себя. Часть плетня накренилась, вокруг раздались ликующие крики осаждавших и тревожные – защитников.

В этот самый миг Хастен, на одно мгновение опередив хирдманов, пустил стрелу – она вошла Годреду в правый бок, в ребра, под вскинутую руку.

Глядя сзади, Свен не мог видеть, попала ли стрела в цель, но он увидел, как Годо, выпустив рукоять секиры, заваливается назад.

Свена пробило холодом; он хотел думать, что брат всего лишь поскользнулся, но тот не пытался встать. Заметив это, хирдманы отступили, подхватили его и потащили прочь от плетня. Лишенные вожака, быстро потянулись назад остальные.

Приступ не задался. Хирдманы положили Годреда на щит и торопливо понесли прочь. С вала вслед им летели радостные крики тархановцев.

Куда делся Хастен, Свен уже не смотрел. Только сделал знак трубачу трубить отход.

Больше не оглядываясь на город, Свен протолкался сквозь толпу отступающих хирдманов к Годо. Люди расступались. Свен догнал его как раз тогда, когда хирдманы, отойдя от города достаточно, чтобы больше не бояться обстрела, опустили щит на снег.

Когда Свен подошел, ему сразу бросилось в глаза лицо Годо. Верхняя его часть скрывалась под полумаской шлема, а нижняя была залита кровью. Едва успев подумать – неужели стрела попала в лицо? – Свен понял, что кровь идет у Годо изо рта и заливает бороду.

Наклоняясь и окликая брата по имени, он увидел оперенье стрелы.

Стрела торчала из правого бока, войдя глубоко в тело. Она попала между ремнями пластинчатого хазарского доспеха – добычи с поля близ Итиля – и с такого близкого расстояния пробила сарацинскую кольчугу, привезенную из-за моря.

Свена как будто окатили ледяной водой. Он немало видел убитых и понимал, чего ждать от тех или иных ран. Но сейчас он… не понимал.

– Годо! – Он упал на колени, будто надеялся, что брат разъяснит ему эту странность.

Сейчас он приподнимется и скажет: «Гля-а-адь… как меня зацепило-то!»

Годо поднял веки, взгляд его упал прямо на лицо Свена, но узнавания в глазах не появилось. Послышалось бульканье, кровь толчком выплеснулась изо рта… Взгляд его застыл.

Свен поднял руку, пытаясь к нему прикоснуться, но заметил, что рука дрожит крупной дрожью. В голове стоял гулкий звон – и ни единой мысли. Единственно, что он ощущал – дикий холод, будто сидел по уши в ледяной воде.

– Г… Годо…

Голоса не было, будто стрела застряла у него у самого в горле. Кровь больше не текла. Взгляд Годо был неподвижен. Свен сидел на снегу на коленях рядом с телом и не понимал… ничего не понимал. Глаза его видели, что случилось, но ум отказывался признать это случившееся. Он будто