«Кошмар, — беспомощно и уныло подумала она, — жуткий кошмар, который неизвестно как закончится».

Ее качало от голода, но есть она не хотела, да и не могла. Сейчас она была убеждена, что не сможет есть вообще никогда. Она наконец встала, и, спотыкаясь, прошла на кухню, чтобы попить воды, но вместо этого села на стул и стала ждать, что будет дальше. Она ждала, что что-то произойдет, хотя и сама не понимала, что именно должно произойти.

Около половины шестого Эрих начал громко стонать. До этого в столовой было тихо. В сад не доносилось ни одного звука, и только войдя в кухню, Беатрис расслышала какое-то невнятное бормотание. Хелин и Эрих о чем-то тихо разговаривали друг с другом, и Беатрис даже подумала, что, может быть, не все так плохо. Но потом Эрих застонал, и она поняла, что настоящая агония только началась.

— Последняя фаза умирания длилась около часа, — сказала Беатрис. Жуть того дня ясно прочитывалась в ее глазах, и Франка отчетливо это видела. — Когда человек часами молит о помощи, когда он изо всех сил сопротивляется смерти, хотя и знает, что она уже схватила его и уже не отпустит, тогда такие часы кажутся нескончаемой вечностью, превращаются в годы. Время тянулось, Эрих продолжал стонать, и мне казалось, что я этого не вынесу. Я убежала в сад, бросилась ничком на землю и зажала уши. Я молила Бога, чтобы все это поскорее кончилось. Наверное, Эрих ужасно страдал. Ему не дали ни морфия, ни эфира — ничего. Он должен был терпеть муки до самой смерти.

— И Хелин до самого конца оставалась с ним? — спросила Франка.

Беатрис кивнула.

— Она выдержала. Бог знает, кто или что придало ей сил. Я бы этого не вынесла. Я вообще не знаю человека, который бы это вынес. Эрих мучительно умирал, а она не просто сидела рядом, она железной рукой претворяла в жизнь свой план. Я все время думала: вот сейчас она не выдержит. Она вызовет врача. Только чудовище могло сейчас отказать ему в помощи… Но Хелин не была чудовищем. Она была нервной, сентиментальной и уязвимой и жалостливой личностью, которая своими причитаниями и жалобами заставляла других таскать за нее каштаны из огня и всячески о ней заботиться. Она вообще была не в состоянии принимать решения и брать на себя ответственность. Но она без колебаний вошла в столовую и проследила за тем, чтобы Эрих умер, и не сделала ничего, ровным счетом ничего, чтобы спасти его от смерти.

Франка допила вино. Оно стало теплым и противным, нагревшись за два часа от солнца и ладоней Франки, которая все время разговора вертела бокал в руках.

— Я не думаю, что она была такой, — сказала она. — Я имею в виду, что она не была нервной и сентиментальной личностью… Хелин очень хорошо знала, чего хочет. Она знала это лучше, чем Эрих или вы. Она сделала свою жизнь так, как ей хотелось: она осталась на Гернси, она осталась в доме, она — с вами и Аланом — составила маленькую семью. В сущности, все сложилось так, как она хотела. У нее была определенная стратегия: стань маленькой и слабой, проси и жалуйся, и заставляй других делать то, что тебе угодно. Она примирилась с тем, что ее считали слабой и презирали, так как для нее был важен результат, и она его добилась — в полном соответствии со своими представлениями. Ее поведение в отношении Эриха полностью укладывалось в ее логику, но, в данном случае, ей пришлось поменять тактику. Она не могла сидеть и плакать, потому что в таком случае Беатрис не выдержала бы и перечеркнула все ее планы. Хелин должна была проявить активность, которая всегда была ей свойственна. Просто в тот момент эта активность стала явной и видимой. Хелин превосходно разыграла свою партию. В тот день она не была другой, Беатрис. Она была той же самой Хелин, что и всегда. Она приняла решение и выполнила его. В ее поведении не было абсолютно ничего необычного.

Беатрис повертела в руках пустой бокал.

— Да, — тихо сказала она, — это так, Франка. Она была сильна. Эгоистична. Коварна. За всю жизнь я так этого и не поняла. Я поняла это в тот день, когда Хелин похоронили, и то только потому, что Кевин рассказал мне, что еще произошло первого мая сорок пятого года.

Франка задумчиво наморщила лоб.

— Что же там еще произошло? Я хочу сказать, что вообще могло тогда произойти, о чем бы вы не знали?

Беатрис наклонилась и приблизила свое лицо к лицу Франки. Вид у нее был совершенно измученный, говорила она почти шепотом.

— Я хотела бы для начала удостовериться в одной вещи, Франка. Вы — первый человек, которому я рассказала правду — правду о смерти Эриха. Кроме доктора Уайетта, которого мы были вынуждены посвятить в эту тайну, чтобы покончить со всей этой историей. Но Уайетт, который к тому же почти всю войну прятал Жюльена, был частью нашего заговора, был частью того времени и дел, к которым то время принуждало людей. Но кроме него — никому. Никому. И я хотела бы знать, что вы обо всем этом думаете, Франка. Как вы к этому отнеслись? Что вы думаете о Хелин и обо мне, о людях, которые это сделали? Стали ли мы в ваших глазах убийцами? Считаете ли вы, что мы — убийцы?

Она раздумывала над этим вопросом, идя по набережной Сент-Питер-Порта, заглядывая в кафе, бары и рестораны в поисках Алана, окидывая взглядом стоявшие по тротуарам скамьи. Над гаванью сияли огни, и в городе было светло, как днем. Но, конечно, Алан мог сидеть где-нибудь в укромном уголке, или вообще уехать на другой конец острова.

Она отправила Беатрис домой, потому что выглядела она ужасно — пожилая женщина была измотана, бледна и обессилена, и Франка решила, что нет никакого смысла заставлять ее бродить по городу. Она и без того потратила массу сил на рассказ о смерти Эриха.

— Знаете что, — сказала Франка. — Поезжайте домой и ложитесь отдыхать. Иначе вы просто упадете, а это совершенно никому не нужно. Я сама поищу Алана.

Беатрис, конечно, начала энергично протестовать.

— Ни в коем случае, Франка. Вдвоем искать легче, чем одной. Кроме того, у вас не будет машины, если я поеду в Ле-Вариуф на вашей!

— У меня будет машина — ваша, когда я найду Алана.

— А если вы его не найдете?

— Тогда я возьму такси, так что не вижу здесь никакой проблемы.

Беатрис сдалась. Ее внешность не обманывала, она и в самом деле отвратительно себя чувствовала.

— Но вы привезете его? — удостоверилась она еще раз.

— Я непременно его привезу, — пообещала Франка. — Можете на меня положиться.

Пока она нигде не смогла найти Алана, и начала уже опасаться, что ей придется вернуться домой без него. «Бедная Беатрис, — подумалось ей, — она же, в таком случае, всю ночь не сможет сомкнуть глаз».

Несколько раз она обернулась, чтобы полюбоваться сказочным видом ярко освещенного замка Корнет. Ночь была теплой, на улице по-прежнему было многолюдно, было такое впечатление, будто она находится в каком-нибудь южном курортном городе.

В голове у нее кружилось слово «убийцы».

— Вы и Хелин не были убийцами, — сказала она Беатрис, когда они еще были в «Террасе». — Выстрел, убивший Эриха, произвели не вы, а Пьер. То, что сделали вы, называется неоказанием помощи.